Не только я заметила, что Люба в плохом настроении. Надежда тоже, - ей передалось Любино настроение, и она не шутила, не хихикала и не корчилась на стуле, поглаживая бёдра и почёсывая голову, - так проявлялся невротизм от умственного переутомления и плохого питания. Маленькая, худенькая, с бледно - синюшным лицом Надежда пристально смотрела сквозь давно немытую чёлку на то, как Люба дрожащей рукой наливала чай в чашки.
Последнюю неделю Надежда не переодевалась, ходила в мужской пижаме, из которой выглядывала блеклая майка. От постоянного чая и курения папирос лицо заметно пожелтело. Тёмные глаза горели лихорадочным блеском: поджимали сроки представления первого варианта диссертации. Надежда без отдыха, круглосуточно выписывала цифры из толстых книг статистики позапрошлого века. Научный руководитель требовал доказательств, что крестьяне в дореволюционной России были богатенькими. И она старательно доказывала. Для восьмидесятых годов тема была слишком смелой, и это ей нравилось. Это было в её духе, и она работала без перерывов на сон.
- Итак, подружки, - Надежда свела густые брови, сжала губы и оглядела меня и Веру, - денег у вас нет по определению, у меня тоже. Наша богатенькая Любаша тоже обнищала. Я права, Любаш?
- Так, девочки, расходы превысили доходы, - Люба опустила голову, чувствуя вину перед нами.
- Не спрашиваю, на что ты потратила родительские деньги, хотя и любопытно.
Давайте думать, как будем встречать Новый год. Учтите, последний вместе. К лету разъедемся, разлетимся, - Надежда взмахнула руками, изображая падающую птицу.
- Ой, девочки, как подумаю, страшно становится. Я ведь тут привыкла, - Вера, как
обычно, куталась в свой ватный халат. На её молочно-розовом лице с рыжими ресницами испуг казался ненатуральным.
Тему никто не поддержал. Беспросветное будущее после нескольких лет относительной свободы мучило всех нас. Нам никто не предлагал интересной работы, и впереди светила преподавательская деятельность. Неплохо, но и что в этом хорошего? У меня был опыт преподавания. По молодости со студентами ладила, но с заведующим кафедрой отношения испортились. Профессору не нравилось, что с его лекций студенты сбегали, а ко мне приходили даже выпускники института. И он сделал вывод: что-то недозволенное происходило за закрытыми дверями. На прощание, после того, как меня зачислили в аспирантуру, профессор сказал: "Большая просьба к нам не возвращаться".
Люба обратно в Караганду не собиралась. Ей нравился Ленинград и перспективная работа.
Надежду ждал Ростов - папа и подружки - лошадницы. Они посылали длинные письма, Надежда их редактировала и отправляла в Ростовскую газету. Капали небольшие гонорары. Более существенные суммы приходили из журнала "Крокодил"за юмористические рассказики. Но за неделю до Нового года Надежда денег из редакций не ожидала.
Я жила на стипендию, изредка родители, давно пенсионеры, отправляли поездом посылку с вареньем и салом.
Хотелось праздника, вкусной еды, шампанского, но я подозревала, что наш праздничный стол украсят только бутерброды с салом и солёные помидоры с огурцами из Любиных запасов.
Доходы Веры были тайной. Не помню, чтобы она чем-то делилась с нами. Переводов не получала. Почта раскладывалась в вестибюле первого этажа возле вахтёра, и нам были известны все доходы аспирантов. Но, быть может, она получала деньги в другом месте.
Пухленькая Вера не производила впечатления голодающей, живущей только на одну аспирантскую стипендию. Мы знали, что ее родители работали на метеостанции в горах Киргизии.
Люба почти каждую неделю получала и переводы и посылки. Так что мы кормились от доходов её папы - шахтёра и мамы, торгующей на рынке с собственного огородика в гектар земли.
- Что будем делать? - руки Надежды не суетились, потирая обтянутые пижамой бёдра хозяйки, а непривычно лежали на столе в знак серьёзности нашего положения. Она нахмурилась и повернулась к рыжей Вере. - Так, Веруня, халява кончилась. Бесплатный сыр только в мышеловке.
- Ой, девочки, да разве я бы пожалела! Ну, посмотрю у себя в холодильнике. Честно
говоря, денег нет, я себе дорогой подарок сделала, - она собрала свисающие на уши, рыжие волосы, и показала серьги: яркие перья, нанизанные на серебряные кольца. - Это хвостики райских птиц. Приносят удачу, страшно дорогие.
- Птичек жалко. Хотя три пера в ушах, наверное, к удаче. Но вопрос "что делать?"
остаётся без ответа. Ни выпивки, ни закуски.
- Не хотела, но скажу, я сюрприз готовлю. Сейчас покажу, - Люба поднялась и поманила нас в закуток: огороженное занавеской от прихожей узкое пространство, в котором помещалось полстола с электроплитой и местом для приготовления нехитрой еды. Над ним полка почти до потолка, для посуды, у дальней стены умывальник. Она отдёрнула занавеску. - Вот, смотрите.
Чтобы нам смотреть, ей пришлось выйти из закутка. Мы по очереди заходили и разглядывали сложную конструкцию из резиновых и стеклянных трубок, краников и зажимов. На самом верху полки стояла кастрюля, ниже большая воронка с фильтрами, почти доверху заполненная мутной неаппетитной жидкостью. На тонкий конец воронки насажена трубка. Жидкость, пройдя фильтры, по "трубопроводу", стеклянным и оранжевого цвета резиновым трубкам, капала в литровую банку, дно ее покрывала хрустальной прозрачности плотная жидкость.