— Услышь меня, мати, — сказал он, оставляя на её ладони кровавый след.
— Да хранят тебя Боги, сыне, — шепнула она, коснувшись его лба.
Рагдай молча наблюдал за обрядом, стоя в стороне. Многое, да что тут лукавить — ничего не было ему понятно из происходящего, но от помощи иных миров отказываться он не собирался. Повернувшись к хранящему молчание Маруну, воевода криво ухмыльнулся.
— Не думал я, что первую сотню поведешь ты.
— Я лишь выеду во главе первой сотни, — поправил юноша, сжав лямку налучей. — Опосле все взоры обратятся к матери.
— Отчего ты не рычишь с ней? — прищурился Рагдай, пытаясь скрыть за смехом волнение.
— Я не вхож в иные миры, — спокойно пояснил Марун, — во мне нет такой силы.
— Весь в отца пошёл? — широко улыбнулся воевода. — От матери, окроме сурового норова, ничего не взял?
— А у тебя чада есть? — непринуждённо спросил юноша.
— Может, есть, а может, нет, — пожал плечами Рагдай. — По многим землям хаживал, многих баб знавал… Жаль, что ни к одной не воротился…
— Хоть сироту какую приютил бы, — почувствовав в голосе Рагдая тоску, Марун смягчился.
— Ну, коли жив останусь опосле войны этой, то возьму сирот. Видят Боги, оставлю службу да буду заботиться о тех, кто того ищет.
— Макошь услышит тебя, коли желание искренно, — заверил Марун, чувствуя, как нить судьбы затягивается в узел.
Земляной вал, что рукотворным хребтом отделял аримийские земли от тархтарских, остался позади. Иссяк третий день пути от Ордоса. Едва солнце достигло зенита, как стены Кийского острога предстали взору генерала Муна. Хмуря брови, опытный военачальник сжал поводья — Мун Вейшенг воевал с Тархтарией не впервые, но только сейчас столкнулся с тем, что выходило за рамки его понимания и вселяло в сердца воинов ужас. Какая сила вырвется из мрачных врат острога в этот раз, он не знал. И это выводило из равновесия.
Натянув поводья, генерал поднял руку, останавливая войско. В оконцах башен мелькали тени лучников, в прорезях бойниц поблёскивали шлемы, но никто не торопился атаковать ариман.
— Бонг, — позвал генерал, — окружить острог.
— Да, господин, — поклонился командир отряда, тряхнув красными кистями на шлеме.
Две сотни всадников отделились от строя, дугой вытянулись перед тархтарским укреплением. Лучники уложили стрелы на тетиву, но в бойницах острога не пошевелился ни один стрелок. Может, тархтары дрогнули? Может, после той битвы среди защитников тархтарских границ не осталось умелых воинов?
Глухой скрип разрушил надежды — из-за приотворившихся врат один за другим выехали всадники. Солнечные лучи рассыпались бесчисленными бликами на кружеве кольчуг, блеснули в глади нагрудных пластин и шлемов. Во главе отряда ехал укутанный в чёрный плащ воин. Ловко выхватив лук, он выпустил стрелу… С едва слышным свистом стрела впилась в землю, заставив генеральского коня попятиться. Погладив скакуна по шее, Мун скрипнул зубами, подавив желание выпустить второй отряд в ответ на такую дерзость. Всматриваясь в ход боя, генерал выпрямился в седле. Мощно ударив по воинам Бонга, тархтары резко отступили. Сотня всадников растянулась в длинную линию, являя тех, кто не предстал взору с самого начала.
Облачённые в волчьи шкуры, рычащие, словно звери. Мун видел подобных двадцать лет назад и едва выжил.
— Цзин*, — пронёсся шёпот среди воинов.
Тархтарские оборотни вселяли ужас одним своим видом, заставляя ариман неподвижно наблюдать за животной грацией. Мун понимал, что два десятка, пусть и выпущенных из Диюй*, воинов не выстоят против трёхсот всадников. Да, они унесут с собой в мир мёртвых много его подопечных. Пусть. Павшие станут жертвой священной войны во имя императора… Размеренный ход мыслей оборвался, стоило генералу рассмотреть среди рычащей стаи женский стан. Длинные волосы развевались на ветру, цеплялись за плотный мех звериной шкуры.
«Хуапигуй,» — пронеслось в сознании. Словно завороженный, генерал направил коня вперёд.
Холод сковывал руки, полз по спине. Лёжа на земле, Гомон пытался перевернуться, встать, но тщетно. Тело пронзала боль, нестерпимая, иступляющая. Страшно. Воевода обвёл взором разорённый острог — его дружинники были мертвы, все до единого. Мысленно моля Макошь пощадить Кречета, Гомон закрыл глаза. Горячая слеза скатилась с его щеки, отчего тут же защипала рана. Слыша приближающиеся голоса и чужой говор, воевода попытался дотянуться до меча, но сломанная рука отказывалась слушаться, пронзая болью плечи и грудь. Зло рыкнув, Гомон нащупал рукоять сакса второй рукой, прижал к груди. Но вопреки ожиданиям сквозь дым проступил женский силуэт. Открыв рот от удивления, превозмогая боль, Гомон приподнялся на локте. Женщина шла по телам воинов, узкие стопы соскальзывали с шлемов и панцирей. Её белоснежное платье невесомой дымкой кутало точёный стан, распущенные длинные волосы стелились по земле смоляным шлейфом. Женщина подошла ближе, улыбнулась старому воеводе.