Теперь тревога так же била в грудь, а всеобщая суета отвлекала от тихих предостережений Нави. Земля под ногами глухо причмокивала, стопы не чувствовали тверди, грязевая жижа медленно поглощала сапоги. Рода присела на корточки, зачерпнула холодную воду, растёрла по лицу. Всматриваясь в теченье реки, воительница затаила дыхание — сквозь бегущую рябь медленно проступал старческий лик; пена вытянулась бородой, седыми локонами.
— Деде, — шепнула Родослава.
«Ты нужна отцу, — пронеслось в сознании, — не его смерть ступает по веретену Макоши».
— Идём со мной, деде, — пролепетала воительница; не отрываясь от лика старца, позвала: — Каркун!
Угольно-чёрный силуэт отразился в водной глади. Ворон снизился, прочертил крылом по холодной толще, рассекая бледный лик. Полупрозрачная дымка расползлась по оперению, синие искры вспыхнули в глазах птицы.
— Аким! — прокричал ворон, поднимаясь ввысь. — Аким!
Вскочив, Рода бросилась к ладьям. Вязкая земля сковывала ноги, но главе тайной службы было чуждо сопротивление природы.
— Коня мне, живо! — рыкнула она.
— Почто? — опешил юноша, мгновение назад выведший коней на берег.
— Поскачу к отцу в Кийский острог, а ты, Истр, поплывёшь со всеми в Камбалу.
— Как же, мати? — опешил Истр. — Истислав Радимович ждёт тебя… ты сама послам согласие дала. Они уж известили его, наверное.
Пальцы сжали плечо юноши до хруста; не вытерпев боли, Истр закричал.
— Пять лет учу тебя, да наука в главу всё никак не идёт, — кипела от ярости Родослава. — Сказала же ясно — плыви в Камбалу. Передай Истиславу, что я отцу понадобилась безотлагательно, что пришлю ворона, как отправлюсь в Камбалу. А ты будь подле Истислава, храни, аки зеницу ока, да ни на шаг не отходи. Понял?
— Понял, мати, — прохрипел Истр.
К своим двадцати летам он многое умел, считался самым лучшим учеником Родославы, но благосклонности богатырши* не видел никогда, зато за любой огрех кара настигала его незамедлительно. Наблюдательный, незаметный, скрытный — именно такой разведчик был нужен главе огромного града.
Выпустив его плечо, Родослава резко сняла с руки перстень, вложила в ладонь ученика. В хитром переплетении червлёных серебряных нитей читались обережные резы, они стягивались к рубину, зажатому меж совиных крыльев. Истр поднял взгляд на учителя, ожидая дальнейших распоряжений.
— Передашь Истиславу, — сказала богатырша, — аки подтверждение твоих слов.
Юноша лишь кивнул в ответ, сжав вверенную вещь.
— Коня мне! — вновь крикнула Родослава. — Марун где?
Воины засуетились, хватая коней под уздцы, повели к главе тайной службы. Услышав своё имя, с ладьи спустился чернявый юноша. Молча наблюдая за суетой сослуживцев, оставался неподвижен.
— Родослава, — пробасил один из воинов, — коли ты удумала на коне куда-то скакать, то напрасно.
— Не боись, Лют, не увязну, — фыркнула она.
Воин почесал лысую, исчерченную шрамами голову, прищурился.
— Дороги размыты, куда бы ты ни собралась, быстрее, чем на ладье, не доберёшься.
Рода задумалась. Нахмурив брови, смахнула с его смоляной курчавой бороды сухие травинки.
— Ты никак шишки грыз? — ухмыльнулась она. — Твоя правда, Лют. А посему облегчите одну ладью, всё перетащите с неё, оставьте лишь десятерых гребцов да коня.
Марун, не проронив и слова, стал помогать друзьям вытаскивать с ладьи всё лишнее. В разговор богатырши и Люта он лезть не желал. Казалось, ему не было никакого дела до происходящего.
— Остальные в Камбалу? — спросил Лют.
— Да, друже, ты за главного остаёшься, — протянув ему печать Истислава, Рода повернулась к дружинникам: — Всем Люта слушать, аки отца родного! Боги дадут, свидимся ещё.
— Да, мати, — смутились воины, переглядываясь.
Родослава зашагала к ладье, думая о предстоящем пути; крепкая рука сжала запястье, заставив остановиться. Хмуря растущие пучками брови, Лют удерживал её, озираясь по сторонам.
— Слушай, Акимовна, — шепнул он, спрятав печать за пазуху, — я-то мужиков до Камбалу довезу, Истиславу во служение передам, да токмо опосле к тебе кинусь. Не нравится мне твоё «Боги дадут, свидимся».