— Как скажешь, батый! Покамест земля из-под ног не уйдёт, — ухмыльнулся тот, проведя шершавой ладонью по лысой голове.
Аким сжал плечо гостя, пригласительным жестом указал на избу вдали:
— Идём, расскажешь, что в мире творится. Демира давно видел?
— В Византии сын твой, — пригладив усы, ответил Велибор.
— Как в Византии?
— Ну, сперва он с ладьями торговыми в Тархтарию Вольную* отбыл. Да как оказалось, вовремя очень, ибо кочевники измучили уж земли те…
— Ох, ну что за напасть на земли те? — фыркнул Аким, взмахнув руками. — Без малого четыре лета назад гнали мы погань кочевую с Тагуровых степей. Крови сколько пролили, младой крови!
Велибор, вспомнив минувшие битвы, лукаво прищурился:
— Ага, токмо младую кровь Маренушка* не испугала. Вспомни, батый, как старшой сына твого на воеводу ногайского* кинулся. До сих пор понять не могу, то глупость им двигала али храбрость да преданность заветам предков?
Аким передернул плечами, нахмурился, окунувшись в тревоги пережитого. Взглянув на ухмыляющегося ученика, ударил по плечу, отчего тот невольно подался вперёд.
— Дабы щенку, едва шестнадцатое лето разменявшему, на чужого воеводу броситься, одной глупости мало, — рассмеялся старый витязь. — Ты вспомни, Велибор, Влуцек ведь стал с ордой* своей Кушаньские* селения грабить, мало было ему злата Тагуровского. Ждали мы того? Нет. Посему в дозорах молодчиков оставили, кои токмо в дружину старшую вошли. Им бы струсить от одного токмо вида ногайских ордынцев, а Баровит возьми да грудью за мирян встань. Как же то глупостью назвать?
— Мда, — почесав бороду, кивнул Велибор, — там уж меньшой брат к нему подоспел, остальные тревогу забили… Помню, Демир на звук рога со всех ног мчался.
— Не он один, — буркнул Аким. — Покамест ты молод, иное ценишь. Себя показать стремишься, о братьях тревожишься. Опосле в дружину лучших воинов набираешь, младых учишь. А теперича знаешь, чего боюсь?
— Кто? Ты? — не веря, ухмыльнулся гость.
— Каждый боится чего-то. Я страшусь того, что земли эти без защиты останутся. Уйду я в Навь*, кто на место моё встанет? Посему полжизни смену себе готовил. Вот ты — мой ученик — воеводой Тангута* стал, постоишь за земли те. Сын мой Камул хранит, дочь названная — Родушка ненаглядная — по всем землям Тарха да Тары* прошла, сколько бед от мирян отвела. Вы отрада моя, мой покой. А дальше что? Рода была здесь прошлым летом, в Аркону направляясь, заглянула мимоходом. Красна*, величава, сила в руках её та же, да токмо мелкой сетью по ланитам* морщинки тянутся, серебро в косах проблёскивает. То же серебро в твоих власах вижу, думается мне, Демир не лучше вашего сохранился. Кто ж заместо вас встанет? Кто, Велибор? Верю, что старшой сын Демиров, тот самый бесстрашный али, аки ты сказал, глупый щенок, взрастет в витязя, коий возвеличит имя своё пуще мого. Во внуков своих верю — защитят землю родимую. А вот ни тебе, ни Роде за себя оставить некого. Так оно, Велибор?
— Мне Боги сыновей не дали, — нахмурился гость, — в дочерях моих витязей не узрели. А ученик у меня толковый есть — Злат. Ему Тангут вверю.
Остановившись у крылечка избы, Велибор задумался, помялся, словно не решаясь спросить о чём-то.
— Про Роду я тебе опосле расскажу, — догадался Аким, — ты сперва про Демира доскажи.
— А, да, — улыбнулся воевода Тангута, — так вот, вчера в Кинсай вольные* купцы прибыли, рассказали, что сын твой с ладьями торговыми в Кушанию прибыл, мимоходом подсобил князю Тагуру кочевников прогнать да остался чуток погостить. А туда уж вскоре приплыл посол византийский с мольбой императорской. Досаждают их землям арабы, спасу нет. Вот Демир, то ли не сумев мимо беды людской пройти, то ли поразмыслив, что греческое злато лишним камулской* дружине не будет, отплыл в Византию.
— Во дела. А догадается ли чадо драгоценное к отцу родному на пути обратном наведаться? — усмехнулся воевода. — Чай, три лета уж не виделись.
— Велю дружиннику свому в остроге у Невера* его дождаться, наказ твой передать, — кивнул Велибор.
Аким лишь улыбнулся в ответ, толкнув дверь, пропустил гостя в своё жилище.
Широченной тропой, мерцая в солнечном свете, раскинулся пролив, проложив тысячам кораблей путь из Русского моря в Мраморное. На его берегах развернулись малые селения, грады и крепости с грозными башнями. Но самым величественным творением человеческих рук был Константинополь. Звон колоколов, музыка и голоса наполняли неприступную крепость; корабли разных мастей заходили в порт, свозя в богатейший город всевозможные товары. А за пределами Константинополя пёстрым покрывалом развернулись луга и деревушки, плодородные поля, сочные пастбища. Благословенная земля, прекрасная природа, многим был лаком этот край, а посему беда не проходила мимо.