— Ох, доченька, — оживилась ключница, разглаживая на груди душегрею, — то для тебя я старалась, душу вложила. Порадовать тебя желала. Ну а брату твому половик сплела, а то пол больно холоден. Да Баровиту тёплое покрывало смастерила. Вы же мне, аки чада родные, за вас сердце моё болит.
Достав из сумы платок, Умила протянула его Голубе:
— Ладится всё в доме твоими стараниями, бабушка. Вот в Кинсае приглядела тебе подарочек.
Развернув платок, Голуба залюбовалась — на красном полотне красовались белые и золотые узоры, бахрома обрамляла края.
— Ой, милая, буду теперича красой такой на зависть подругам по Камулу хаживать! Благодарю тебя, дитятко!
Спрятав платок под душегрею, Голуба оставила Умилу. Деловито прошла мимо Баровита и завернула в комнату напротив. С Волотом Голубе всегда было сложно найти общий язык, посему, вздохнув, баба растянулась в улыбке, залепетала:
— Ох, касатик мой, притомился с дороженьки? Сейчас, сейчас стол накрою, баньку вам истопим. А покамест приляг. Как тебе половик, теплей стало?
Волот уложил мечи в сундук, опустил крышку. Взглянув на улыбающуюся Голубу, молча уселся на лавку. Всматриваясь в сеть морщин на круглом лице, подумал о чём-то, отвязал от пояса кошелёк.
— Прежде я тоже не мёрз, — осёк витязь, вытянул из мешочка слиточки. — Можешь не стараться, улыбки твои льстивые на меня не действуют. Вот возьми сразу да запомни — пожалится на тебя Малуша, отправишься внуков нянькать.
Голуба молча приняла серебро, бегло уложила в свой мешочек. Поправив платок, обронила:
— А чего ей жалиться? Она никому здесь не надобна.
— Ты из мужа родного за серебро все соки повыпила, — ухмыльнулся Волот, — а из молодухи подавно. Посему, коли вздумаешь на неё клеветать, знай, что словам твоим не поверю.
— Надо оно мне, — фыркнула Голуба, выходя из опочивальни. — Сама, не ровен час, сбежит отседа, надорвётся на хозяйстве таком.
Хлопнув дверью, домоправительница поспешила к лестнице. Спустившись в светлицу, как и ожидала, наткнулась на Демира. Хозяин дома сидел за столом, прокручивая кружку с молоком. Встав перед ним, Голуба подбоченилась.
— Доволен ли ты, Демир Акимович, моей работой?
Воевода кивнул, утерев с усов молоко.
— Тогда давай рассчитаемся. Ты человек военный, уйдёшь в какой поход да вновь на лето али два. А нам тут с голода пухни.
— Прям с голода ты опухла? — смерив взглядом бока ключницы, Демир протянул ей увесистый мешочек. — Неужто я тебя обманул когда?
— Нет, родимый, не обманул, — Голуба коршуном впилась в мешок, потрясла, радуясь металлическому звону.
— Коли сызнова в поход соберусь, дам серебра наперёд, — пробасил воевода. — Посему не охай зазря.
Широко улыбнувшись, Голуба вышла в горницу, прошла к отведённой ей с Молчаном избе*. Вытянув из-под кровати сундук, запустила за пазуху руку, вытащила ключ. С тихим скрежетом ключ провернулся в замке, отворяя сундук. Бережно уложив в него мешок, Голуба вновь закрыла замок, спрятала ключ.
Расправив покрывало на кровати так, чтобы оно скрыло её скарб, медленно поднялась. Заприметив в окошке Малушу, поспешила во двор. Малуша развесила на верёвках рубахи, поёжилась от непривычно прохладного ветра. В шумном граде было странно и неуютно, к тому же солнце не грело столь жарко, как в родной деревеньке на берегу Русского моря. Но от той жизни остались лишь воспоминания, как и от родного селения. Прерывисто вздохнув, девушка направилась к хоромам и у самой двери нос к носу столкнулась с Голубой.
— Воды натаскала? — прищурилась домоправительница.
— Так Волот сам наносил, — растерялась Малуша, пятясь от старухи.
— Ишь ты какая труженица, хозяева сами за неё работу делают. Может, Умила за тебя каши наварит али щей? — уперев в бока руки, фыркнула Голуба.
— Состряпаю всё мигом, — пролепетала девушка, протискиваясь к двери.
— Ясно дело, — не унималась бабка, — печь-то я ужо истопила. С истопленной-то печью всё стряпается живо.
С трудом протиснувшись в сени, Малуша поспешила в горницу. Дел и впрямь было много, к тому же девушка стремилась доказать, что ей не зря дали приют. Голуба тоже это понимала, потому и ворчала, едва молодка появилась на пороге. Спустившись с крыльца, ключница подошла к бане, заглянула в отворённую дверь.
— Ты б не грызла так молодуху, пожалела бы сироту, — раздался за спиной тихий голос.
— Щас! — захлопнув дверь, Голуба развернулась к мужу. — Она мигом хозяйство подхватит, мы тогда без надобности станем. Подумал о том, дурак старый? Нашёл кого жалеть. Себя пожалей… Баня-то, поди, истоплена. Что же ты хозяев не кличешь? Расторопней быть надобно.