— Отец про оконца завсегда забывал, — пояснила Рода, словно почувствовав удивление спутницы, — токмо дед их белил.
— Что ж, — улыбнулась жрица, — тогда вспоминай дальше.
Ярко светило весеннее солнце, рассыпая отблески по округе. Торговые ряды уж бурлили от нахлынувших гостей, заполнялись зазывными кличами купцов. Чего только не было на лавках — и ткани разных цветов, и платки с лентами, и утварь на любой вкус, и сласти, и украшения. Люд толкался, бранился на проезжающие повозки, звенел набитыми кошельками. Протискиваясь меж спинами, Волот старался не зашибить ненароком какого-нибудь ребёнка или ветхого старика. Шастать по ярмаркам он не любил, казалось, больше всего на свете, но отказать любимой сестре в прогулке по Камулу не мог. Правда, когда он соглашался, речи о ярмарке не шло. Но теперь уж поздно.
Умила же, напротив, увлечённо рассматривала товар, перебирала бусы, поглаживала ткани, выискивала ремесленников и кузнецов. Время от времени советовалась с покорно следовавшим за ней Баровитом. Зорька недолюбливал шумные ярмарки, равно как и Волот, но присутствие Умилы скрашивало всё. Привыкнув к её воинскому убранству, старший дружинник рассматривал омуженку, словно диковинку, — плетёный венец с височными кольцами вместо шлема; коса до пояса; сарафан, при движении подчёркивающий девичьи изгибы; широкий ворот рубахи, приоткрывающий ключицы. В таком наряде Умила казалась хрупкой, беззащитной. Баровит не мог оторвать от неё взор, даже когда кто-то из толпы окликивал его, здоровался, но всё это было где-то там, вдали. Умила вновь обернулась к нему, сжала широкую ладонь и потянула куда-то.
— Смотри, смотри, — тараторила она, — Радмила!
Едва не зашибив молодуху с крынкой молока, Баровит вырвался из толпы. Собираясь высказать Умиле своё недовольство, умолк на полуслове — перед ними стояла девушка в нарядном синем платье, перетянутом расшитым поясом. Самоцветы на венце переливались красными и золотыми искрами, как и изумлённые глаза незнакомки. В руках она держала корзину с хлебами, старательно накрывая их льняным полотенцем.
— Радмила? — раздался за спиной голос Волота.
— Ты решила хлеба прикупить да заодно мужа подыскать? — ухмыльнулся Баровит, разглядывая подругу.
— Вот, а ты на меня бурчал, что я наряжаюсь слишком, — ударив брата по плечу, заметила Умила. — Радмилка, тебя так прямиком под венец можно!
— Да, — пролепетала лучница и тут же осеклась: — нет! Вы помыслить не можете, токмо я на двор родимый ступила, так сразу в свадебную кутерьму угодила. Сестра моя сегодня замуж выходит. Вот столы накрыли, всего вдоволь, а хлеба мало. Вот я здесь… Как же ладно вышло, что вы тут оказались!
— Чего это? — насторожился Баровит.
— Как чего? — хватая Волота за руку, Радмила бросилась к узкой тропке. — Гостями будите! Родичи мои рады вам будут!
— Как же? — возмутилась Умила, пытаясь угнаться за подругой. — Тятьке не скажем даже? Так заволнуется он.
— Да! — рассмеялась лучница. — Трое его витязей в мирном граде пропали, не иначе обидел их кто!
— Не хватится он нас, — согласился Волот.
— К тому же к вечеру воротимся, — подтвердил Баровит и потянул Умилу к ремесленным рядам. — Токмо без подарка на свадьбе негоже.
На широком дворе развернулось веселье, столы ломились от всевозможных яств, меды* лились по кубкам, музыка не смолкала, как и голоса гостей. За главным столом, в самом центре, сидели жених с невестой. Радима, смущённо опустив взгляд, слушала пожелания присутствующих. Милояр — знатный купец, старше её на десять лет — любовался красотой избранницы. Незамужние подруги шептались в сторонке, рассматривая шитый золотом красный сарафан невесты, оплетённый бисером и жемчугом двурогий кокошник. В той или иной степени каждая завидовала Радиме, и никто бы не смог за это осудить юных дев. Богатый жених, красавец, всего лето назад прибывший в Камул из Кинсая. Милояр торговал оружием, а посему искал по всему Катаю самых умелых мастеров. Одним из лучших был Игорь — отец Радмилы и Радимы, и ещё трёх дочерей и пятилетнего мальчугана. Явившись в дом мастера, Милояр встретил нежнейшее, как ему показалось, творение Богов, удивительной красоты младу. Он был готов скупить все луки и стрелы Игоря, отстроить себе терем в Камуле, да что угодно, лишь бы как можно чаще видеться с дочерью умельца. Пламенные признания, дорогие подарки, тайные и не очень встречи — сердце шестнадцатилетней девушки дрогнуло, и вот теперь Радима заливалась румянцем от сотни обращённых к ней взоров. Милояра же ничто не могло отвлечь от супруги, ни красноречивые гости, ни музыканты. Он нежно поглаживал её руку, размышляя о грядущем.