Опустившись на скамью*, Радмила пыталась отдышаться — все свадебные плачи* пропеты, подношения Богам сделаны, обряды совершены, теперь можно и повеселиться. Может, сестре невесты и не полагается так уж открыто радоваться, но лета, проведённые в походах и битвах, изрядно надоели. Радости в них мало, а душа требовала веселья. Где же, как не на свадьбе родной сестры, разгуляться лучшему стрелку Катая? Осушив кружку киселя, Радмила вновь выпрямилась, направилась к пляшущим* гостям. Белокурый юноша — Гордей, средний сын главы Камула — спешно глотнул мёда из кубка старшего брата и решительно зашагал к омуженке. Радмила томно взглянула на него, улыбнулась уголком губ — жар расползся по груди юноши, заставив ускорить шаг. Но чья-то ладонь тяжело легла на плечо, оттолкнула в сторону, словно надоедливого щенка. Резко развернувшись, Гордей хотел было наброситься на обидчика, но замер на месте — Волот прошёл мимо него, не удостоив ни словом, ни взглядом, сжал руку Радмилы и увлёк в пляс.
Длинные людские цепи разбивались на пары, юноши кружили девушек, кто-то пускался в перепляс*. Сжимая могучие плечи, Радмила утопала в сером дыму выразительных глаз, подчиняясь движениям витязя. Она не сразу заметила, что Волот постепенно уводит её подальше от всеобщего гуляния, отступает к дому.
— Почто ты с Гордеем так грубо? — лукаво прищурившись, пролепетала лучница.
— Неласково вышло, — согласился Волот, — токмо он от тебя не отлипает, а я хотел…
— Чего же? — шепнула девушка, затаив дыхание.
— Схорониться, — оглянувшись, ответил витязь, — сил нет боле плясать. А тут либо ешь, либо пляши. Тишины хочу.
— Эвона, — недовольно пробурчала омуженка.
Остановившись, Волот всмотрелся в огненные глаза подруги, состроив самое жалостливое лицо, взмолился:
— Уведи меня куда-нибудь, Радмилушка.
— Ну, не знаю, Бер, — скрестив на груди руки, нахмурилась омуженка. — Увести-то тебя — дело нехитрое, да что же люд подумает? Что отец мой скажет? Решит, что меж нами что-то было…
— Да как же? — искренне удивился Волот. — Мы ж в дружбе с малолетства.
— Неважно, — осекла Радмила. — Отец обрадуется случаю замуж меня выдать да пристанет к тебе.
— Мне ещё не можно, — ухмыльнулся Волот. — А коли даже так, то лучше жениться, чем с девками плясать до смерти.
— Ладно, — сдалась лучница, и зашагала за дом, — найдём, как время скоротать. Токмо, чур, потом не обижаться.
Волот лишь улыбнулся в ответ, следуя за подругой. Там за спиной пляска набирала силу, всё больше гостей присоединялось к общему веселью. Гулянье уже перекинулось на соседние дворы, прогоняя усталость надвигающегося вечера.
Музыка становилась всё быстрей, песни — громче и веселей. За столом остались лишь жених с невестой и их родители, даже старики приплясывали, не желая сидеть на месте. Юноши подхватывали девушек и кружили так, что визг и смех были слышны на другом конце Камула; женщины чинно выхаживали перед мужиками, пытающимися доказать, что ещё не растеряли удаль. Баровит, пробегая под поднятыми «домиком» девичьими руками, сжал запястье Умилы, выводя её из ряда. Но вместо того, чтобы встать с ней в конце «терема», как задумывала пляска, увлёк омуженку к саду.
— Неужто притомился? — лукаво улыбнулась Умила, покорно следуя за ним.
— Нет, — остановившись у яблони, отозвался Баровит. Сжав её ладони, улыбнулся: — Я с тобой говорить желаю, а не толпу перекрикивать.
— О чём же? — спросила омуженка и почему-то отвела взор.
— Теперича ты меня сторонишься? — ухмыльнулся Баровит, коснувшись её подбородка.
Резко подняв голову, отчего звякнули монетки на височных кольцах, Умила удивлённо посмотрела на него. Прошлые обиды вспыхнули в сердце; сердито нахмурившись, девушка высвободила руку.
— Даже не думала о том! — прошипела она, ткнув пальцем в каменную грудь. — Ты меня лето чурался, душу истрепал. А теперича стоит ко мне какому парню подойти, зыркаешь так, что бедняга заикаться начинает… Я думала, что знаю тебя лучше всех, а теперича…
— Так узнай меня теперешнего, — улыбнулся Баровит. Обхватив тычущую в его грудь руку, поднёс к губам, поцеловал запястье. — Али страшишься?
— Я себя теперешнюю страшусь, — пролепетала омуженка, чувствуя, как дрожь растекается по телу.
Обняв её, витязь поцеловал золотистые волосы, шепнул:
— Нашла кого страшиться. Давай прогуляемся, а то на нас уже дядька-Игорь косится.