— Кто встанет супротив Умилы с Волотом? — спросил Демир.
Дружинники молчали, с Демировичами биться никто не хотел. По отдельности с ними ещё можно было как-то управиться, хотя бы выстоять, но вместе… Хоть действия брата с сестрой были предельно просты — Умила изводила быстротой и ловкостью, а Волот выводил из боя замешкавшегося противника одним ударом, — но разорвать эту цепь не удавалось никому. Демировичи действовали слаженно, словно читали мысли друг друга, словно были единым целым.
— Ладно, — ухмыльнулся Демир, — тогда Баян идёт к Ждану заместо Баровита, а я заместо него встаю к Радмиле.
Баян скривился в напускной печали, заломил руки:
— Как же, батый? Вот так разлучишь меня с прекрасной младой? Не жаль тебе сердца мого.
Баян обхватил плечи лучницы, но тут же получил сильный удар по рёбрам.
— Ступай уже! — прошипела Радмила, схватив его за ухо.
Весельчак неохотно поплёлся к Ждану, предчувствуя, как сильно сегодня будут болеть кости. Демир молча встал рядом с Радмилой, бросил лукавый взгляд на Зорана с Годуном.
— Чего это вы вместе встали, аки молодые пред волхвом?
— Так Валдай ушёл из дружины, — пожал плечами Годун, — а Ратмир не воротился ещё. Вот мы решили…
— Два старика, — перебил Демир, — к тому ж один из вас стрелок, да ещё супротив другого стрелка. Не пойдёт… Так, Борята — к Годуну, Зоран — к Ратише.
Дружинники поменялись местами, сжав кулаки, замерли в ожидании команды.
— Начали!
Колесница Хорса медленно двигалась к горизонту. Устало фырчали златогривые кони, опаляя дыханием облака. Хорс всё чаще оглядывался, высматривая ясный лик сестры. Коснувшись ладонью горных пиков, он натянул узду, замедляя ход колесницы, широко улыбнулся. Бледный лунный диск проступил сквозь небесную толщу, Дивия грациозно протянула к брату руки. Желанная встреча, не так часто виделись они, оттого столь трепетны были эти мгновения. Хорс и Дивия любовались друг другом, не замечая человека, наблюдавшего за ними.
Баровит стоял в тени крепостных стен, рассматривая то очертания луны, то солнечный диск, клонящийся к горизонту. Удивительное творение Богов, утончённая красота, коей с упоением наслаждается душа. День спешил прочь, унося с собой заботы и тяготы. Окончились долгие часы обучения, кои требовали от Баровита немалого терпения и выдержки. Иной раз ему казалось, что обучение отроков сложней любого боя. Теперь можно идти домой, оставив за массивными вратами Камула тревоги и печали. Можно идти домой…
Рыкнув, Баровит опустил взор. Идти домой совершенно не хотелось. Сердце рвалось обратно в град, к восточной крепостной башне, к широкому двору, к горячо любимым людям. Но он обещал наладить отношения с кровными родичами… обещал себе. Неохотно сделав шаг вперёд, витязь побрёл к отчему дому. Его родители жили за Камулом, как и все скотоводы. Дворы скотоводов были вдвое, а то и втрое больше дворов горожан, но не столь уютны и аккуратны. Большую их часть занимали хлева и курятники. С самого раннего утра стада выгоняли на луга, пастушьи рожки вторили топоту копыт, а вечером всё повторялось в обратном порядке.
Запах навоза настырно лез в нос, мычание и блеяние доносилось отовсюду. Высокие заборы, вытоптанная земля — здесь всё было чужим, всё. Закутавшись в плащ, Баровит прибавил шаг, будто боялся передумать. Нужный двор был уж совсем рядом, проступил из-за соседских заборов. Вот он, стоит лишь толкнуть калитку. Замерев в нерешительности, витязь сжал лямку дорожной сумы — нет, это превыше его сил. Резко развернувшись, Баровит шагнул к тропе, ведущей в Камул, и встал как вкопанный. Близнецы бежали к нему со всех ног, вдали показались Вако с Грозданом.
— Баровит! — радостно закричали мальчишки, повисая на его руках.
— Никак управились уже? — улыбнулся витязь, коря себя за минутную слабость.
— Ага, — улыбнулся один.
— Тятька стадо обратно гонит, нас к матушке вперёд себя послал, дабы столы накрывала, — подхватил второй.
— Видал, там Вако с Грозданом возвратаются?
— Видал, — кивнул Баровит, отворяя калитку.
А за калиткой царила суета — младшая сестра их отца загоняла уток, мать наливала козам воду, дед Довол вываливал свиньям кашу. Какой только живности здесь не было: и заморской, и местной, овцы побольше, овцы поменьше, полохматей, с короткими ушами, с длинными… Родичи Баровита были самыми зажиточными скотоводами, но при этом их дома не сильно отличались от хлевов. В двух соединённых горницей избах ютились его родители, четверо братьев и дед с прадедом. Как ни силился Баровит, но понять такого уклада не мог.