— Принеси воды, — раздался голос брата за спиной.
— Ага, — не оборачиваясь, кивнула омуженка, неспешно зашагала к колодцу.
Лохань глухо ударилась о землю, ведро со стуком кануло в сыром чреве. Прерывисто выдохнув, Умила сжала ворот рубахи — старая рана снова ныла… а может, это и не она вовсе. Голос в отдалении заставил девушку очнуться от мыслей, вслушаться.
— Ну что же ты делаешь, дядька Бакула! — сокрушался знакомый голос. — Не мог нас с Волотом покликать?
— Да я думал, сам сдюжу, — оправдывался сосед, — а оно вот не заладилось. Спину сорвал, сам того не заметил.
— Сиди отдыхай, дядька. Сейчас я Волота покличу.
Умила сорвалась с места, под возмущённый голос брата отворила калитку.
— Да ладно, — отмахнулся худощавый мужичок, потирая спину, — вечер на дворе, станете вы впотьмах брёвна ворочать.
— Мы с Волотом быстро управимся, так что не тревожься, — улыбнулся Баровит, шагнув ко двору воеводы.
Словно в сонном мареве, от высокого забора отделилась девичья фигура, заставив витязя на миг замереть. В длинной подпоясанной рубахе, с выбившимися локонами, она казалась порождением иного мира, прекрасным творением Богов. Умила бросилась к Баровиту со всех ног, словно прошли не дни, а лета. Тело витязя само подалось к ней, руки крепко сжали гибкий стан. Коснувшись губами виска, Баровит улыбнулся долгожданной встрече.
— Воротился, — шепнула Умила, прижимаясь к каменному торсу.
Дядька Бакула, посмеиваясь, медленно опустился на лавку — приятно наблюдать за молодыми да красивыми, вспоминать, что когда-то и сам был таким. А за сарай можно и завтра приняться, не горит.
Баровит слегка ослабил объятия, взглянул в бездонные глаза — ждала, значит. От этой мысли на сердце становилось радостно, все невзгоды исчезали, тепло разливалось по груди.
— Так я же не навсегда уходил, Умилушка, — ухмыльнулся он, поглаживая золотистые кудри. — Я ж токмо погостить малость собирался.
Поняв что-то, омуженка помрачнела, пристально всмотрелась в его глаза.
— Случилось чего? Там.
— Ничего не случилось, — поцеловав её в лоб, слукавил витязь. — Соскучился по вам, посему воротился.
Баровит коснулся её подбородка, нахмурился, рассматривая багровую полосу на губе.
— Никак Ждан? — спросил он, понимая, что, кроме Ждана, никто бы не смог дотянуться до проворной воительницы.
— Да сама виновата, замешкалась, — пролепетала девушка и, прикрыв рукой губу, добавила: — Совсем страшная стала, да?
Рассмеявшись, Баровит подхватил её на руки, зашагал к калитке.
— Ничто красоты твоей не убавит, — заверил витязь, любуясь вспыхнувшим румянцем.
Лишь стоило Баровиту подойти к калитке, как широкая тень преградила ему путь. Всмотревшись в лукавую ухмылку, витязь невольно улыбнулся в ответ.
— Умила, я воды просил, — напомнил Волот.
Девушка попыталась высвободиться, но крепкие руки сильнее сжали её.
— Понятно, куда ты упорхнула, — отмахнулся Волот. Хлопнув Баровита по плечу, улыбнулся: — Здравствуй, брат, мы ждали тебя… Токмо Умилку на землю поставь, а то отец на радостях за волхвом кинется.
Лишь сейчас осознав всё происходящее, Умила занервничала, упёрлась руками в грудь Баровита.
— Отпусти меня, — обиженно шепнула она.
Нехотя выпустив девушку, Баровит запер за собой калитку. Тишина, цветущий сад — всё то, к чему привык, что радовало взор. Подхватив вёдра с водой, Волот зашагал к дому, бросив через плечо:
— Чего так долго, Баровит? Как там отроки, всех в лесу растерял?
— Всё расскажу тебе, — заверил витязь, — дай умыться.
— Иди сюда, — позвал нежный голос.
Умила достала ведро из колодца, зачерпнула ковшом воды. Умывшись, Баровит принял из её рук полотенце. Неожиданно девичьи ладони опустились на плечи, Умила поцеловала его щёку, сжала широкую ладонь и увлекла за собой к дому.
17. Воскрешение
Тьма расступилась. Что-то хрустнуло под ногами. Закрываясь от яркого света, Родослава попыталась осмотреться — сердце пропустило удар, лишь стоило осознать, что богатырша стоит у самого края ущелья. Рода осторожно шагнула назад, спина упёрлась в холодную скалу. Медленно, боком воительница направилась к расширяющейся тропе. Обогнув валун, Рода вышла на плато и замерла в нерешительности — отсюда, сверху, открывался красивый вид на белокаменную крепость, на родной град. Перепутать этот город с каким-либо другим она не могла. Камбалу был разделён на шесть квадратных крепостей, заключённых в единый прямоугольник неприступными стенами. Град растянулся меж рукавов могучей Охоты, и река надёжно хранила его, питала луга, снабжала рыбой. С противоположной стороны Камбалу укрывали высокие горы, на одном из плато которых и стояла Родослава. Лишь узкая полоса леса протискивалась между рекой и горами, расширялась, окантовывая правый рукав Охоты. Рода знала это место слишком хорошо, чтобы запутаться в направлении. Бросившись со всех ног прочь от ущелья, она пересекла плато, спустилась по склону. Ещё более широкая площадка предстала перед богатыршей. Посреди каменной длани стоял тот самый мерзкий старец, что, обернувшись ужом, пытался скрыться от неё. Над головой пронеслась тень птицы. Рода сжала кулаки, зашагала к старику.