Лунвэй с интересом рассматривал богатыршу, ухмыляясь своим мыслям. Понимая, что она не способна причинить ему вред, колдун даже не пытался спрятаться. А вот мелькнувшая над головой тень пробудила нешуточный страх. Невольно пригнувшись, Лунвэй посмотрел на небо — чёрная лебедь парила под облаками. Смазанное прикосновение отвлекло колдуна от мыслей об опасности — крепкие руки вцепились в его ворот, но не могли как следует сжать шею. Рассмеявшись, Лунвэй посмотрел в серые глаза богатырши. Рода тут же отвела взор, не давая прочесть её воспоминания. Рыкнув, колдун сделал шаг назад — второй раз эта уловка не пройдёт. С лёгкостью вырвавшись из её рук, Лунвэй зашептал заклинание, приманивая неупокоенные души.
Небо потемнело, поднялся ветер. Аделя воплотилась за спиной Родославы, шепнула:
— Дай ему разрастись.
Рода молча наблюдала, как дряхлое тело сковывает чешуя, как вытягивается его шея, расправляются рваные крылья.
— Отчего этот колдун прыгает по моим воспоминаниям? — спросила она.
— То не твои воспоминания, — пояснила Аделя, — то память Акима. С каплей крови колдун получил всю его память… Мы не сможем его убить, да сможем выгнать из Нави.
— Всего-то? — нахмурилась Рода.
— Ты до сих пор не поняла, что Навь его питает? — ухмыльнулась Аделя, превращаясь в лебедя. — Держи его.
Рода впустила в себя дух стихии, обратилась рекой. Обрушившись на чёрного змея, окутала могучее тело. Дракон не пытался сопротивляться, лишь вытянул шею, наблюдая за лебедью. Колдун понимал, что настырная баба хоть и холодит лапы, хоть и бьёт в спину, но не убивает, а вот назойливая птица отнимает силы. Втянув воздух, дракон изверг пламя, желая опалить лебединые крылья. Чёрный силуэт померк в ярких всполохах, пропал в извивающемся жаре. Но стоило дракону сомкнуть пасть, как из огненного шара вылетела лебедь, ударила змея горящим крылом по носу. Зашипев, дракон попытался дотянуться до птицы лапой, но река всё сильнее приковывала его к каменной тверди. Придя в бешенство, чудище распахнуло пасть, замерло. Из-за острых зубов вырвалось свечение. Синий пульсирующий поток хлынул из змеиного чрева, обратился драконом, маленьким, проворным, неуловимым. Не мешкая, синий дракон стрелой бросился в холодные волны Родославы. Боль сковала богатыршу, она не могла кричать, не могла принять человеческий облик. В водной толще сновал дракон, прячась от хранительницы Нави. Обернувшись человеком, Аделя опустилась рядом с беснующимися волнами — река то принимала женские очертания, то разбивалась на ручьи. В водном плетении Аделя увидела дракона, запустила руку, но не смогла поймать. Вновь всмотревшись в синеву волн, заметила змея, вновь попыталась схватить его, но лишь коснулась кончика хвоста.
— Прости меня, Рода, — шепнула жрица Мары, сложив пальцы треугольником, — потерпи немного.
Обратив «треугольник» вершиной вниз, Аделя вонзила пальцы в тело богатырши — лёд расползся по воде, сковал волны. Рода попыталась обратиться в человека, но не смогла, лишь измученный лик явила водная толща. Аделя закрыла глаза, призывая силу Нави; холод заскользил по её рукам, перекинулся на замерзающую реку. Дракон пытался вырваться из ловушки, но тщетно — со всех сторон лёд, и плыть боле некуда. От беспомощности змей заколотил лапами. Лицо жрицы предстало перед ним, искажаясь в ледяных гранях. Аделя запустила к нему руку, сжав змеиное тело, вырвала колдуна из чрева богатырши.
Под неистовый женский крик Лунвэй вновь принял обличие старика, содрогаясь в руках жрицы. Аделя тряхнула его, вцепилась в длинную бороду, заставляя смотреть на себя. Родослава медленно обратилась в человека, скрутилась ежом — боль пронзала тысячью игл, иступляла, лишая сил. Пытаясь отдышаться, богатырша посмотрела на Аделю, удерживающую колдуна.