«Хоть бы были ремесленниками, ну, на худой конец, волхвами, только не витязями», — думал он.
Маленькая дверь отворилась и явила худощавое лицо ветхого старца.
— Зайди, духи с тобой говорить хотят, — сказал волхв.
Баровит поднялся с лавки и вошёл в просторное светлое помещение. Там возле деревянного лика Макоши в глубоком трансе сидели его дети. Он опустился напротив них, закрыл глаза, шёпот волхва стал отдаляться, свет яркой вспышкой ударил в глаза… тишина.
До слуха донеслось заливистое пение птиц, стали проступать очертания берёз, лёгкие наполнил влажный тёплый воздух и смех… задорный, знакомый, любимый. Впился витязь взглядом в залитый солнцем мир и увидел милые черты. Нежные руки обвили его шею и прижали к себе, золотистые волосы защекотали щёки. Крепче обнял он стройное девичье тело и улыбнулся, вдыхая аромат её кожи.
— Я же обещала тебе, что вернусь, — сказала девушка.
— Обещала, — прошептал Баровит, поцеловав щёку Умилы, — душа моя.
Он поднял глаза и увидел своего друга, улыбающегося ему. Протянул воевода руку и заключил Волота в объятия:
— Я знал, что это вы, знал, что оба вернулись ко мне… Страшно скучал по вам я все эти годы.
— Всегда рядом мы были, — ухмыльнулся Бер. — Как бы мы оставили тебя, друже?
— Свет очей моих, — сказала Умила, — с этого дня не сможем мы к тебе приходить во сне, потому как забудем свои прошлые жизни. Дочь нареки Умилой, тайное имя моё ты знаешь — Велимира.
— Сына Волотом назови, — улыбнулся друг, — имя тайное — Святополк.
— Не смогла я тебе женой счастья дать, — грустно улыбнулась девушка, — так дочерью счастливым тебя сделаю. Никогда больше не оставлю, всегда с тобой буду.
— Был я с тобой каждый миг счастлив, Умилушка, и то, что и ныне ты со мной, лишь сильнее душу мою греет.
— Обучи детей делу ратному, витязями Боги их выбрали, — сказал Волот, похлопав Баровита по плечу.
— Так мне не хотелось этого, — вздохнул отец.
— Возвращайся, свет очей моих, — улыбнулась омуженка, поцеловав воина в щёку, — пора тебе.
— И нам, — ухмыльнулся Волот, посмотрев на сестру.
Яркий свет вновь заставил зажмуриться, тела близких растаяли в его руках, снова услышал он тихий шёпот волхва, ощутил тепло очага и пряный запах трав. Воевода открыл глаза и посмотрел на старца.
— Всё понял? — спросил волхв.
— Всё, — кивнул витязь.
Старик принялся выводить детей, тонкая кисть девочки легла на широкое плечо брата, она замотала головой и потёрла кулачком глаза. Мальчишка долго жмурился, но увидев отца, сразу просиял.
— Не понял я ничегошеньки, — пожал он плечами.
— Я помню токмо, как тятьку обнимала, — пролепетала сестра.
Баровит обнял детей своих, поцеловал головы их светлые.
— Витязей в вас Боги признали, — пояснил он, — делу своему обучать вас стану. Имена свои запомнили?
— Ага, — закивали они.
Укутавшись в шубы и нырнув в валенки, дети выбежали на крыльцо, радуясь пушистому снегу, переливающемуся серебром в ярком свете Коляды*. Старческая ладонь ухватилась за руку витязя, задержав его в избе:
— Понял ты, Ярослав, почему Велимира хотела, чтобы ты в этом мире остался? Почему Святополк помог тебе?
— Да, отче, — вздохнул Баровит.
— Каждому из нас Боги свой путь отводят, мы испытания свои проходить должны, какими бы тяжёлыми они ни были. Ты своё прошёл, и тебя вознаградили Боги, — продолжал волхв, — вложи этот завет в детей своих.
— Благодарствую тебе, святой отец, — поклонился воин и поспешил за детьми своими.
Тонкими искорками стелился снег и хрустел под ногами, рассыпаясь бисером. Ладошки набирали сияющие кристаллики и, сминая в комки, отправляли их в полёт. Достигнув цели, снежок рассыпался и вновь соединялся с грудой павших снежинок. Дети визжали и смеялись, даря радость своему родителю. Дверь высокого терема отворилась, и из сеней выбежал мальчонка лет семи, путаясь в длинных полах шубы. За ним вышла румяная женщина и направилась навстречу дурачившимся подросткам.
— Тятя! — закричал малыш и бросился Баровиту на руки, — А мы с матушкой, пока вас не было, пирогов напекли.
— Молодцы! А ты мамке помогал, али баловался сызнова? — ухмыльнулся отец, кидая хитрый взгляд на супругу.
— Помогал в этот раз, — кивнула Любава, поцеловав губы мужа. — У вас как всё прошло?
— Хорошо прошло, — отвечал он. — Встречай, матушка, Волота с Умилой.
— Как мы с тобой и думали, — улыбнулась Любава, наблюдая за тем, как будущие защитники Тархтарии друг друга снегом закидывают. — Умила, Волот, ну-ка в дом живо, скоро гости к нам придут!
Дети с визгом кинулись в терем, родители вошли следом. Баровит помог жене снять шубу и валенки, нежно провёл рукой по округлившемуся животику.
— Толкается? — улыбнулся он.
— Пинается, — заметила синеглазая, — сил нету, как дерётся. Боги видят, очередной богатырь, все в отца. Кто мне помогать станет?
— Я тебе помогать стану, — заверил муж, поцеловав оголившееся плечико, — сыну дружину передам и на покой уйду, будем с тобой стариками на завалинке сидеть да со скуки головы подпирать.
— Ой, да когда это будет? Тоже мне старик нашёлся, — смеялась супруга.
Сильный стук сотряс дверь, хозяин знал, кто это быть мог, и поспешил отворить, дабы не держать гостей на морозе. В сени вошли Радмила со Златом и двое ребятишек их.
— Умила! — крикнул Баровит. — Гостей встречай.
От этого имени Радмилу словно молнией ударило, она впилась взглядом в воеводу и молчала, потом перевела взор на девочку, в которой и раньше замечала общие черты со своей лучшей подругой, но теперь она копией её казалась. Голубые озёра приветливо блеснули друзьям, золотые пряди, выбившись из толстой косы, защекотали румяные щёки, а тонкие пальчики принялись развязывать платок самого младшего гостя. Радмила чувствовала, как горячая слеза бежит по её озябшей щеке.
— Волот, воды принеси! — раздавал указания глава семьи.
— Я мигом, тять, — отвечал сын, хватая вёдра.
— Я подсоблю тебе, — вызвалась дочь Радмилы и Злата.
Парень накинул шубу на плечи, схватил подругу за руку и выбежал с ней на улицу. Закрыла омуженка огненные глаза и пошатнулась, крепкие руки мужа обняли её плечи и не дали упасть.
— Радмила Игоревна, нехорошо вам? — пролепетала девочка, вешая на крюк маленькую шубку.
— Хорошо всё, Умилушка, — улыбнулась женщина, — с мороза в тепло зашла, вот и разморило.
— Водицы испей, — шепнул лучнице Злат, — не пристало в положении твоём так волноваться.
— Будь спокоен, свет очей моих, — улыбнулась Радмила, утерев слезу.
Из кухни вышла Любава с широким блюдом и улыбнулась гостям.