Ей это не составляло труда хотя бы потому, что она была неравнодушна к броским нарядам. Ей нравились невероятные сочетания цветов и пестрота стилей; носить такое может только абсолютно уверенный в себе человек. Кашемировый свитерок; скромная ниточка ращенного жемчуга, изящная золотая цепочка — не для нее. Лишь в редкие минуты она признавалась себе, что наверняка не усердствовала бы так, если бы не осуждение со стороны шокированных женщин в аккуратненьких платьицах одного покроя, со скромно подкрашенными волосами, стянутыми назад одинаковыми шарфами.
О дьявольщина! Она отдавала себе отчет, почему издевается над этими благопристойными людьми. Это ее месть за их слепое предубеждение против людей искусства. Из-за него ее мать была так отчаянно несчастна даже с любящим мужем и малышкой дочкой. Уиллингфорды не написали ни слова на сообщение Кэролин Уиллингфорд Кэрис о рождении их внучки, а девять лет спустя — на телеграмму Реджи о неизлечимой болезни Кэролин. И когда она умерла на Родосе, оставив в смятении мужа и дочь, — даже тогда ни участливого слова, ни такой малости, как венок на могилу.
Она инстинктивно отвергала тот светский мир, где на художников, за исключением мэтров, смотрят свысока. Ром возненавидела его. Но социальные барьеры действуют с обеих сторон, часто повторяла про себя Ром. И ей хотелось быть отвергающей, а не отвергаемой, и она очень гордилась тем, что никто не догадывается о ее родстве с Уиллингфордами.
Но на сей раз она пошла на компромисс и надела белый костюм. Как умная деловая женщина, она понимала, что в борьбе за самоутверждение не стоит доходить до крайностей.
Ну вот, кажется, приехала. Ром свернула с дороги и по гравийной площадке въехала в красивые каменные ворота частного владения. Жакет качнулся на вешалке позади нее. Ром держала его на случай ответственных встреч: он производил более благоприятное впечатление, чем остальные ее наряды. Костюм ей и самой нравился: нового элегантного покроя, из высококачественного льна, прекрасно сшит. Он выделял ее броскую внешность, подчеркивая роскошные золотисто-каштановые волосы, раскосые глаза и широкие скулы, предававшие ей экзотический вид. У нее было достаточно художественного вкуса, чтобы оценивать собственные достоинства не ниже безукоризненно сидящего костюма (только вот обошелся он ей уж слишком дорого). Красивый костюм, но, как бы искусно ни был он сшит, никакого сравнения с джинсами — розовыми, оранжевыми, желтыми, цвета фуксии, — с кофточками из цветастого батика — их она носит с восточными халатами и экстравагантной бижутерией ручной работы, а блузоны из тонкого шелка или вельвета — с шароварами или с яркими пижамами. Она падка, как ребенок, на невообразимые расцветки и фасоны и не смущаясь носит такую одежду.
Расстегнув пуговицу на изумрудной шелковой блузке, Ром прохладными пальцами потерла горячие виски, ослабила яркий шарф на гриве разлетающихся волос. Ну хоть бы где-нибудь найти местечко. Стоп!.. Широкий мшистый берег реки с тисовыми деревьями и кустарником, обрамленным горным лавром, возник перед глазами так внезапно, что она чуть было не проехала мимо. Даже в машине отчетливо слышалось пение ручья, прохладного, освежающего, мелодично журчащего по галечнику.
Ром дала задний ход и съехала как можно дальше с дороги. Если она не ошиблась и Джерри не напутал в объяснениях, то это владение Синклеров. Ей сказали, что Синклерам принадлежит вся гора. Здесь можно прилечь и прийти в себя. Уж наверняка они не будут в претензии, если она поваляется на крохотном пятачке их земли. Передохнет и двинет дальше, в их роскошные апартаменты.
Она сбросила туфли и ступила на мягкий песок и бархатный мох. Привычным взглядом художника окинула местность и тут же представила себе житейскую картину: свои белоснежные льняные брюки в изумрудных пятнах от мха. Зеленая блузка не пострадает, а вот брюки?.. Оглядевшись, она быстро сняла их, аккуратно повесила на спинку сиденья и пошла к ручью. К чему стесняться? Купаются и не в таком виде… Она стащила с волос шарф и пробежала пальцами по развевающимся прядям, чувствуя, как начинает отступать головная боль. Выбрав мшистую лужайку побольше, она cела, откинулась назад и с наслаждением потянулась. О, это намного лучше целой коробки аспирина. Природа — вот лучшее лекарство.
Смочить бы еще шарф в ручье и положить на лоб. Но она закинула его в машину. О Господи! Стоит ли за ним идти? Стоит. Намочив шарф в кристальном прохладном ручье, она отжала его и легла, накрыв тканью все лицо.
Благодать! Через 15 минут такого отдыха она будет в великолепной форме, и никакие заказчики, даже могущественные Синклеры, ей не страшны, хоть с ходу садись и запечатлевай трех их наследников.
— О мои пальчики, — бормотала она, представляя, как расслабляются ступни, потом голени, колени, как напряжение утекает из мышц в сырой прохладный мох. Пройдясь таким образом по своим стройным, нежным, смуглым от загара бедрам и гладким прямым плечам, она вновь переключилась мыслями на самое главное, не дающее ей покоя.
Как же ей быть с Джерри Локнером? Она не думала разрушать семью, но не может быть, чтобы их семья была счастливой. Ведь жена владеет всем. Джерри вкалывает в ее галереях, а сама она разъезжает по свету со своими приятелями-бездельниками. Джерри достоин большего. А сколько восторгов мог бы он сам подарить женщине! Почему бы Ром не стать этой женщиной, раз его жене все равно?
До встречи с Джерри она уже было отчаялась найти настоящего мужчину. Все те, с кем она знакомилась, полагали, что она вмиг отбросит кисть и плюхнется с ними в постель. А Джерри отнесся к ней с уважением. К тому же эти его неотразимые европейские манеры! Короче, он перевернул все ее планы. До этого она годами отбивалась от поползновений всяких типов. Они считали женщину, прошедшую школу жизни и писавшую обнаженных мужчин, легкой добычей. А Джерри поначалу предложил ей задушевную и целомудренную дружбу и этим полностью ее обезоружил. Ром была уже по уши влюблена, когда узнала, что у него есть супруга, с которой он и не думает разводиться.
Какого дьявола она опять изводит себя? Ведь решила же больше не вспоминать ни о Джерри, ни о Дорис, забыть даже Реджи с его бесчисленными любовницами. Все, на время работы над портретами Синклеров выкинуть из головы всякие любовные заботы и думать только о детях и о пейзажах.
Но беспокойные мысли уже неслись такой лавиной, что найти на них управу было трудно. Закусив губы. Ром заставила себя разжать кулаки. Вся штука в том, что Дорис Локнер ей нравится. Слава Богу, она узнала обо всем за несколько дней до возвращения Дорис. Да, ей было горько и больно. Ну а застань ее Дорис в галерее, страстно обнимающей Джерри? Нет, такое и представить себе страшно.
Именно Дорис устроила вчера знатную пирушку в ее честь, именно Дорис оценила ее миниатюрные пейзажи и портреты, именно она добилась для Ром заказа от Синклеров. Не случись вся эта путаница, она могла бы принять тот странный взгляд ее поблекших, выдающих возраст глаз за симпатию.
— Чепуха! — простонала она. Мышцы шеи снова напряглись. Пойми, Ромэни Кэрис, безболезненного выхода нет. Либо ты навсегда вычеркнешь Джерри из своей жизни, либо довольствуйся теми часами, которые он захочет урвать для тебя от жены. Хватит ли тебе одной дружбы? А может, лучше все порвать, пока дело не зашло дальше?
Как часто ей приходилось жертвовать красивым фрагментом ради целостности композиции! Всякому художнику известно: соблазнишься на живописную деталь — потеряешь образ. Если деталь не дополняет замысла картины, то, как бы замечательно она ни была написана, ее необходимо безжалостно убрать, иначе погибнет все полотно.
Она отключилась от всего и заставила себя расслабиться, благо журчание ручья и шелест листвы действовали умиротворяюще…
И тут на нее чуть не наехал грузовик. Вернее, на ее машину. Ром поставила ее как можно ближе к краю, чтобы не загораживать проезда. Но, честно говоря, никак не ожидала, что кто-либо поедет этой узкой дорожкой. А то бы вряд ли поддалась искушению понежиться раздетой в незнакомом месте.
Черт возьми, ну почему именно сейчас, когда у нее только стала проходить голова, кого-то сюда занесло? С тяжелым вздохом она села, прикрыла колени шарфом и с негодованием посмотрела на вторгшийся автомобиль. Собралась было шмыгнуть в машину за брюками, но не успела привстать, как из кабины пыльного и помятого пикапа вылез крепкий верзила и направился к ней, уперев здоровенные загорелые лапищи в упругие мускулистые бедра.