— Да мне-то все равно. Это миссис Алисия каждое лето придумывает что-нибудь эдакое. В прошлом году, например, ей пришло в голову научить мальчиков выживанию в трудных условиях. Но, слава Богу, мистер Кэмерон положил этому конец. Сказал, что сам обучит их всем этим выживаниям и незачем им плавать по реке в пластиковых пакетах.
Где-то хлопнула дверь.
— А вот и он сам идет. Сказал, что покажет вам окрестности.
Вошел Кэмерон Синклер. Сегодня на нем были брюки цвета хаки и другая хлопчатобумажная рубашка, тоже выгоревшая; широкие плечи, казалось, вот-вот разорвут ей ворот. Он задорно ухмыльнулся, плюхнулся на стул подле Ром, налил себе чашку кофе и наполнил ее чашку.
— Ну что, осмотрите студию? Давайте выясним, подходит ли вам ее расположение для освещения с севера. Если что не так, стоит вам только намекнуть, и мы мигом подыщем что-нибудь получше.
— Спасибо. Я уверена, что вы все выбрали правильно. Вообще-то я пишу на природе, как только завершаю предварительную работу. Я не привереда, просто освещение с севера удобнее. Неприятно, когда начинаешь работу с утра, а к полудню освещение уже совсем под другим углом.
Вдруг она заволновалась: а что, если Синклеры хотят изобразить детей в стандартной «школьной» обстановке — книжный шкаф, любимый щенок, серьезное личико и школьная форма?
— Да, вы же не посмотрели мои работы, мистер Синклер. Если вы ожидаете портреты в духе моего отца, то наверняка мой стиль вам будет не по вкусу.
Кэмерон игриво прищурил глаза и расплылся в белозубой улыбке.
— О, в этом отношении можете не волноваться. Мне нравится ваш стиль. Он мне даже очень по вкусу, — повторил он ласково и многозначительно. Экономка покачала головой и прищелкнула языком.
Ром помрачнела.
— Мистер Синклер, если вам угодно…
— Зовите меня Кэмерон, а то чехарда получается в фамилиях, когда мы с Гаррисоном оба здесь.
Она глубоко вздохнула и уверенно продолжала:
— Мистер Синклер… То есть, ну ладно… Кэмерон! У меня с собой слайды и проспекты, в них представлены некоторые мои работы. Думаю, вам стоит с ними ознакомиться, чтобы вы сразу знали, за что платите деньги.
Он встал и лениво потянулся, щеголяя тонким станом и широкими плечами. Но Ром безразлично уставилась в окно. Черт побери, подумаешь — фигура! Пусть выставляет свои мускулы перед местными красотками. Она слишком хорошо знает все мужские достоинства, и ее это не трогает. Еще не хватало восхищаться какими-то крутыми бицепсами и безупречным носом!
— Если бы не кидал сено, позабыл бы совсем, что у меня есть мышцы. Идем? — бросил он через плечо, направляясь к двери.
Ром вяло поплелась за ним. Вот же нашелся изысканный кавалер! Она видит его насквозь, встречала таких не раз. Конечно, в живописной рощице восхищенные улыбки и пикантные замечания производят впечатление, но она проходила это десять лет назад.
Ром неслышно следовала за ним в сандалиях на каучуковой подошве. Стук поношенных ботинок Кэмерона гулко отдавался по всему коридору.
— Вероятно, вам хотелось бы знать об условиях заказа, уважаемая Ромэни Кэрис. Так вот, платить вам будет мой брат Гаррисон, хотя приглашены вы от имени моей невестки Алисии. Ей рекомендовала вас одна ее — а может, и ваша — приятельница. А мне поручили только наслаждаться этим процессом.
Насмешливые нотки его голоса задели ее.
— По-моему, вы не одобряете этой затеи.
— Что до меня, то я счастлив принимать вас как гостью. Но мне непонятно, чего ради заказывать портрет ребенка десяти-двенадцати лет. В это время они растут как грибы и меняются чуть ли не каждый день.
Кэмерон с усилием распахнул дверь и провел ее в залитую светом комнату. Хоть он и был на голову выше, Ром сумела глянуть на него свысока, надменно возразив:
— Мне бесконечно приятно, что вы счастливы, мистер Синклер, но я здесь не ради вашего удовольствия. Ваша невестка, по всей видимости, разбирается в живописи лучше. Во всяком случае, она понимает всю ценность хорошего детского портрета. Во-первых, он надолго сохраняет память о детстве ребенка. Во-вторых, многие черты характера, запечатленные на картине, проявляются в зрелом возрасте, и можно проследить их развитие. Даже если родители захотят сделать другой портрет через пару-тройку лет, этот не утратит ни своей художественной, ни изобразительной ценности.
Похоже, чем больше она негодует, тем ему спокойнее и приятнее.
— А почему бы не сделать фото? — спросил он нарочито по-деловому. — Это намного быстрее и чертовски дешевле, да и сходство гарантировано.
Ее щеки вспыхнули гневным румянцем. Она порылась в сумке и достала фотоаппарат «Никон».
— Ну что ж, милости прошу в мою студию. Могу даже одолжить вам фотоаппарат. Но не забывайте, мистер Синклер: фотографии передают лишь внешний образ, к тому же они выцветают. А картина, если создать ей условия, сохранится надолго.
Он приобнял ее за плечи и повел к широкой стене из стекла.
— Ладно, ладно, юный Рембрандт, я сдаюсь. — Он засмеялся. — А вас уж очень легко раздразнить. Ну, что скажете о своей новой студии? Как насчет освещения с севера и всего такого прочего?
Сбитая с толку быстрой сменой его ролей, Ром стояла посреди комнаты и хмурилась. Все оборудовано превосходно, даже зеркало во всю длину очень кстати. Посмотреть на красавчика Кэмерона, так он тоже явно считает, что все в лучшем виде.
— Так что же? — Он ждал восторгов.
— Ваша взяла, — проворчала она. — Лучше не придумаешь. Даже немножко жаль, что основная работа пойдет на воздухе.
Медленно, почти с неохотой, она перестала ощетиниваться и выдавила из себя улыбку. Солнечный зайчик блеснул на окне и скакнул в глаза. Каким-то образом их взгляды встретились. Когда она наконец сумела отвести глаза, смущение и неловкость возросли. «Вот как он хитро подбирается», — с тайной ненавистью подумала Ром. Она постаралась переключиться на другое и продолжала бойко:
— У меня с собой где-то ручной диапроектор. Так, это слайды… — Снова пошарив в сумке, она вытащила старенькую картонную коробку. — Вот, посмотрите, на чем я специализируюсь, — пробормотала она, вставила слайд в прорезь и протянула ему проектор.
С чего бы ему стоять к ней вплотную, подолгу изучая каждый слайд? Его рука как бы невзначай легла ей на плечо, а когда он склонялся над проектором и с поразительной тщательностью рассматривал каждый слайд, лицом словно ненароком норовил прижаться к ее волосам. Но стоило ей чуть отодвинуться, как он тотчас задавал какой-нибудь вопрос относительно того или иного слайда, и ей приходилось вместе с ним смотреть в проектор.
Наконец, заметив в уголках его губ самодовольную полуулыбку, Ром отстранилась. Она стала с озабоченным видом распаковывать всевозможные банки и бутылки с красками и растворителями, хотя спешить было некуда.
— Если вы хотите еще о чем-то спросить, я обстоятельно отвечу вам, но немного позже. А сейчас, если позволите, займусь этими банками и бутылками, а то как бы они не протекли.
Кэмерон пробормотал какие-то вежливые извинения и с невозмутимой неторопливостью направился к столу за новой коробкой слайдов. Ром соображала, под каким предлогом его выдворить. Тщетно пыталась она не замечать его присутствия, это было все равно что не замечать бурлящий вулкан во дворе собственного дома. Ром отказалась от его помощи, сама установила мольберт, достала полдюжины рулонов холста и развесила их по стенам. Это служило чем-то вроде творческой медитации: она всматривалась в голые холсты до тех пор, пока в ее воображении не начали проступать неясные очертания будущих картин.
На кухонном столе с обшитой металлом столешницей, принесенном сюда специально для нее, она разместила палитру и пухлые тюбики с масляной краской, расставив так, чтобы все было под рукой.
— Расскажите-ка мне вот об этом, — донесся голос Кэмерона. Он так держал проектор, что ей пришлось чуть ли не приналечь на него, чтобы посмотреть в окуляр. Она нервно схватила его за руку и с силой дотянула проектор к себе — не нырять же головой под самый его подбородок. «Какого черта он играет в кошки-мышки?» — с раздражением подумала она. Но попробуй только намекнуть ему об этом — за очередной колкостью дело не станет.
— Ну что там? — отрывисто спросила она, еще не заглянув в проектор.