Он не прижимал ее к себе, и душистый ночной ветерок вольно вился меж ними. Его язык медленно и осторожно приоткрыл ее губы — а она так и стояла, не смея шевельнуться, как шестнадцатилетняя зачарованная дурочка. Он с упоением наслаждался ее губами; потом вдруг оторвался от них и томно улыбнулся.
— Вы на редкость очаровательная и желанная женщина, Ромэни Кэрис, и столь же неповторимо талантливая, — пробормотал он, целуя ямочку у нее на подбородке.
Ага, значит, в ход уже пошла неприкрытая лесть ее таланту!
Освободившись из его объятий, она с досадой поняла, что он ничуть ее не удерживает. Мало того, он вовсе не собирался продлить поцелуй, а ведь ясно было, что она не оттолкнет его.
Она отвернулась, возмущенная своим поведением и его хитростью, сбитая с толку тем, что так неожиданно сдалась.
— Послушайте, вы зашли слишком далеко, — решительно объявила она. — Мальчики сыграли свою шутку со мной днем, вы свою — вечером. Что ж, будем считать, что команда хозяев победила, и закончим на этом. Идет?
Она удалилась с непринужденным, насколько ей это удалось, видом, с трудом подавляя боль в мышцах и переполнявшие ее гнев и растерянность. «Должно быть, это все влияние высоты», — с отчаянием подумала она. Разумеется, приятнее считать, что всему виной головокружение, а не полная потеря здравого смысла.
Глава 3
Чуть только занялся рассвет, в коридоре послышались голоса. Стараясь не выдавать своего нетерпения, как того требовал солидный, почти тринадцатилетний возраст, Томас осведомился через дверь, встала ли она. Потом Майк пропищал, что нашел классную наживку. Он был застенчивым, милым ребенком, не таким шустрым, как братья. Больше всего его интересовала всякая окрестная живность — ползающая, плавающая, летающая. А вот Адам не постеснялся просунуть голову в дверь. Он ядовито напомнил ей, что опоздавшему к пруду придется самому возиться с приманкой. Потом озорники долго хихикали и дико возились за дверью, шурша теннисными туфлями.
Ром заставила себя встать и поплелась в ванную. Через пятнадцать минут она уже приступила к импровизированному завтраку из бутербродов с ореховым маслом и джемом. Томас позаботился и о молоке для Ром.
— Вы ведь не станете дожидаться кофе и прочей ерунды, правда? — с надеждой спросил он. — Нора потом чего-нибудь приготовит, если вы проголодаетесь.
Ром допила молоко и завернула остатки бутерброда в салфетку, чтобы съесть по пути. Только бы этот путь не был таким крутым и тяжелым, как вчера.
До небольшого прудика все они добрались почти одновременно. Класть приманку в западню выбрали Майка. Пластиковый молочный пакет с прорезью, камешком-грузилом и приманкой в виде куска тухлого мяса качнулся на веревке и полетел в воду. Все четверо уселись на берегу и стали ждать.
И в этом прудике, и в большом искусственном озере в полусотне метров отсюда водилось несметное множество бурой и радужной форели. Были среди них рыбы-старожилы, но большую часть, по словам Томаса, завезли. Он же рассказал ей, что дядя Кэмерон в прошлом году поймал семифунтовую бурую форель. «Подумаешь, герой!» — про себя фыркнула Ром.
Она решила присмотреть подходящее место для фона хотя бы к одному из портретов, поднялась и стала пробираться меж корней и валунов. «Надо было взять с собой блокнот или, на худой конец, фотоаппарат», — подумала она; но в такую рань голова не очень-то варит.
Пока мальчики болтали о планах на день, Ром прилегла на гористом склоне, влажном от росы; всем своим существом впитывала она тепло и ласку первых солнечных лучей. И вот мало-помалу из-за розовых бутонов горного лавра и темной зелени болиголова вырисовался образ Джерри, его бледные нежные губы. Но она видела его сквозь какую-то странную пелену. Ни его голос, ни переменчивое выражение грустных глаз не проступили так отчетливо, как она ожидала. Наверное, оттого, что сейчас с ним Дорис? Хотя она могла снова куда-нибудь укатить. Вот ведь как получается: Дорис повезло с таким мужем, как Джерри, но она совсем не ценит своего счастья. Зато Ром, которая знает ему цену, вынуждена с ним расстаться. Джерри прекрасный семьянин, привязан к своему дому, не то что всякие вертопрахи типа Реджи или Кэмерона Синклера. Конечно, у Реджи все могло бы сложиться иначе, будь Кэролин жива. А теперь он совсем сбился с пути: постоянно не в ладах с собой, но убежден, что к чему-то стремится. И невдомек ему, что он всего лишь пытается избежать неизбежного.
Ну а Кэмерон Синклер? Это кот иной породы. Есть в нем что-то дикое, такого не приручить, хотя кажется он вполне цивильным. Менять свои манеры ему так же легко, как перчатки, а вернее, как заскорузлые сапоги или эту дурацкую его шляпу. Женщине надо полностью выложиться, чтобы направить его кипучую дикую энергию в русло спокойной семейной жизни. «Интересно, встречалась ли ему такая, за которую он захотел бы побороться», — подумала Ром и мечтательно улыбнулась.
— Клюет! — донесся снизу резкий крик Адама. Ром приподнялась и увидела, как он стал наматывать бечевку на кулак. Двое других мальчуганов свесились над самой водой и, затаив дыхание, принялись наблюдать, как самодельная западня подтягивается к берегу. Ром хотела было крикнуть им «Осторожно!», но передумала: раз дядя разрешает своим племянникам бегать без присмотра, значит, он уверен, что каменистый пруд не представляет для них опасности.
В западне оказалось всего три речных рака, зато они были очень большие и удивительно походили на своих морских братьев. Майк добавил пахучей приманки и снова опустил пластиковую западню — на этот раз в тихое место, подальше от течения. Все трое улеглись животами на каменистый берег и стали ждать.
Немного погодя. Ром оставила их и стала осторожно спускаться по неровной тропинке к поляне. Зацветала дикая ежевика, над ней уже вились пчелы, собирая нектар. То там, то здесь алели крохотные дикие гвоздики, а впереди виднелся нежно-лиловый крап весенних фиалок. Потом она увидела бабочек, да сразу столько, сколько ей за всю жизнь не удалось перевидать.
Завороженная сказочным зрелищем, она остановилась и некоторое время стояла, оцепенев от восторга. Потом направилась дальше по кромке поляны. И только возвращаясь назад, подняла голову и увидела Каменную гору. Не было сомнения, что это та самая гора, о которой говорил вчера Кэмерон, приглашая Ром посмотреть, как всходит из-за нее луна. Видимо, утром они обошли ее и оказались по другую сторону величественной вершины, закрывавшей вид на особняк.
Какой благодатный фон для всех трех портретов! Голая куполообразная гранитная глыба, обрамленная то здесь, то там неприхотливыми соснами; смотрятся они так, будто их чуть ли не вверх корнями подвесили к каменистым обрывам. Сначала Ром просто вглядывалась в головокружительный пейзаж, впитывая его в себя, потом, еле оторвавшись от зрелища, сложила большие и указательные пальцы в виде рамки и стала нацеливать ее на самые живописные места.
Да, но не все здесь относится к владениям Синклеров. Во всяком случае, ей так кажется. Вроде бы вокруг всей горы расположен Национальный парк. Но даже если и так, местность определенно послужит прекрасным фоном.
Она представила себе Томаса: он стоит на берегу пруда с удочкой в руке, весь погруженный в себя, на фоне вон того замечательного выступа скалы. А как здесь будет смотреться Майк — его милое худенькое личико, склонившееся над каким-нибудь жуком или внимательно рассматривающее бабочку, сонмища бабочек! Помятая рубашка, ношеные кроссовки и мечтательный взгляд (его она уже примечала не раз, когда он наблюдал за яркокрылой бабочкой-данаидой), а за спиной — очертания горы.
Ну вот, теперь уже стало вырисовываться нечто целостное; все ее калейдоскопические ощущения укладываются одно к одному, ей ясна общая атмосфера, а это уже залог успеха. Конечно, не все так сразу. Замыслу надо дать время созреть. Настоящая работа начнется только тогда, когда она сделает ряд подходящих пейзажных набросков, несколько рисунков акварелью, а затем, очень тщательно, этюд гуашью.
Ром дала божьей коровке вскарабкаться себе на палец и залюбовалась блестящей красной спинкой в черную крапинку. Адам — настоящий исследователь, а к тому же заводила и проказник. Она еще не знает, где его писать, но уже ясно, что он ей нравится больше остальных — и вовсе не потому, что больше других похож на своего дядю.