Но она наносила удар за ударом, заставив его отступить. Он увидел при свете ее лицо, безумное лицо с сумасшедшими глазами. Пока она, как фурия, билась в его руках, он вдруг почувствовал, что его грудная клетка разрывается на части, а ноги подкашиваются.
— Вот так, — кричала она, — кашляй, кашляй сильнее, чтобы мне было слышно. Ты думаешь, я все буду терпеть, ни слова не говоря? Ты думаешь, так будет продолжаться?
— Хватит, — прошептал он, продолжая отступать, пока не почувствовал спиной твердую стену.
Она колотила его кулаками, царапала ему лицо. Он сполз по стене и рухнул на ковер, не прекращая кашлять, закрыл глаза, а она наконец отстранилась. Когда несколько мгновений спустя он попытался подняться, не прекращая кашлять — грудь горела, рот был полон крови, — он увидел, что она снова занялась моделями, вооружившись разделителем для книг.
— Симона, — заикаясь, произнес он, — перестань…
Теперь она смеялась, разбивая корабли, разлетавшиеся обломками во все темные углы комнаты. И он бессильно вынужден был присутствовать при этом разрушении. Его тело сотрясалось от кашля, он безмолвно наблюдал, как она била и била, грохоча разделителем, и свет из соседней комнаты вспышками озарял ее лицо, в котором не осталось ничего человеческого.
Когда она остановилась, вокруг валялись лишь бесформенные обломки дерева и металла. Она подошла к нему, запыхавшаяся, но довольная. Ему пришлось поднять глаза, чтобы взглянуть на нее.
— Тебе лучше? — сказала она.
Он ударился головой о стену, не мог сдержать слез, струившихся из–под век, но, видя слабость побежденного, она еще острее наслаждалась победой, и он закрыл лицо руками.
Ей хватило жестокости принести ему полотенце, чтобы вытереть кровь с рубашки и одежды, помочь встать на ноги, дойти до кровати. Он чувствовал, что грудь его горит, дыхание ослабевает, он больше не чувствовал своего тела.
— Хочешь пить? — сказала она, когда он лег. — Или ты достаточно выпил со своими шлюхами?
Он покачал головой.
— Уйди, прошу тебя.
— Я буду возле тебя, — сказала она. — Ты прекрасно знаешь, я всегда буду возле тебя.
Он приподнялся на локте. Боль в груди медленно утихала, он дышал ровнее.
— Оставь меня, — сказал он. — Ты похожа на стервятника.
Чуть позже он услышал, как она в гостиной звонит по телефону.
— Доктор скоро придет, — сказала она, снова усаживаясь у его изголовья.
— Мне не нужен доктор.
— Если бы ты на себя посмотрел, то не говорил бы так.
Он кусал губы, обеспокоенно оглядел комнату. Сегодня утром он не умрет. Вообще не умрет ни сегодня, ни завтра. К нему скоро вернутся силы, и он выгонит ее из своей жизни.
— Не впускай его, — сказал он, — я не хочу его видеть.
— Послушай же. Это неразумно, дорогой мой.
Она коснулась рукой его лба.
— У тебя температура, — сказала она.
— Мне не нужен доктор.
— Ну ладно. Может быть, действительно, тебе нужен не врач.
Он покачал головой. Увидел на ее месте мать. Узлы по очереди распутываются, но захлопываются новые ловушки.
— Мне никто не нужен.
Она наклонилась над ним.
— Послушай, — сказала она, — я не могу бросить тебя в таком виде, ты прекрасно это знаешь.
Ее притворно сладкий голос раздавался где–то рядом с его ухом, пронзал мозг.
— Почему же? — сказал он. — Со мной все в порядке.
— А если ты умрешь, дорогой мой?
Он сумел улыбнуться.
— Не печалься обо мне, — сказал он.
Доктор оказался толстяком с медленной походкой и медленными жестами. Наверное, в его лысой голове был скрыт медленный ум, но лысина придает ученый вид. Ему потребовалось больше часа, чтобы понять, что ни за что на свете Поль не ляжет в больницу.
Когда врач вышел из спальни, Симона последовала за ним в гостиную. Она оставила дверь приоткрытой, Поль слышал, как они сели в соседней комнате, потом до него донесся голос жены, звучавший не тише обычного:
— Это серьезно? Я сильная, доктор, я хочу знать всю правду.
Последовала пауза.
— Нет, нет, — продолжала Симона, — он нас не слышит.
Поль непроизвольно напряг слух, но не мог унять колотившееся сердце. Она знала, что делает, когда не закрыла дверь спальни.
— Я не могу сказать, — раздался неуверенный голос толстяка. — Нужно сделать рентген, анализы…
— Он не хочет, — сказала Симона. — Но вы–то сами понимаете?
Новая пауза. Поль отбросил одеяло, бесшумно поднялся. Он подошел к двери, задерживая дыхание, осторожно ступая по ковру.