Они медленно двинулись в одном направлении. Было темно и свежо. После долгой паузы она повернулась к нему:
— Вы видели снова своих друзей? — спросила она.
— Нет, никого из них. Впрочем, у меня нет друга. Мать принимает только раз в месяц и только знакомых моего отца.
На углу улицы им пришлось остановиться из–за потока машин.
— Вы идете туда? — спросила Симона.
— Я провожу вас, — сказал он. — Мне полезно немного пройтись.
— Благодарю вас, — сказала она.
Потом продолжила с неуверенной улыбкой:
— Вы очень хорошо говорите по–французски. Где вы его выучили?
— Я не учил. Моя мать француженка.
Она покачала головой, явно думая, о чем бы еще спросить.
— Вы возвращаетесь из порта?
Он взял ее за локоть, чтобы перейти улицу. Она не высвободилась, когда они оказались на тротуаре.
— Я хожу в порт почти каждый вечер, — сказал он. — Люблю смотреть на море и корабли.
Через несколько шагов он добавил:
— Наверное, только это я и люблю.
Пожал плечами, словно подшучивая над собой, но с радостью увидел, что она не улыбнулась.
На улице, куда они вышли, прохожих было больше. В темноте светились витрины. Они шли молча, не глядя друг на друга. В этом не было ничего нелепого или пустого. Наоборот. Если она молчала, то только потому, что хотела показать, что придает важность последним его словам.
Она остановилась перед домом постройки начала века с круглыми балконами. Объяснила, что у нее двухкомнатная квартира на третьем этаже.
— Мы наверняка еще встретимся, как сегодня, — сказал он. — Если вы всегда ходите одной дорогой, мы точно увидимся.
Она нажала на кнопку входной двери.
— Тогда до скорого, — сказала она.
Она протянула ему руку, но совсем не так, как это было на прошлой неделе.
— Меня зовут Поль, — сказал он.
— Я знаю.
Она толкнула дверь и улыбнулась ему, шляпка сползла на лоб.
— До свиданья, — сказал он.
Она наклонила голову, перо заколебалось, и он зашагал прочь.
— Поль, — позвала она.
— Да?
Он неподвижно стоял посреди тротуара, и какой–то прохожий прошел между ними. Когда он был далеко, лицо Симоны стало таким, каким оно было у них дома, когда она сидела с матерью в гостиной.
— А у меня даже кораблей любимых нет, — сказала она.
И вошла в дом.
После этого они стали встречаться каждый вечер. Он ждал ее в один и тот же час перед той же витриной, где она появилась, и провожал домой. Она работала в бюро по обмену валюты. Но она мало говорила о себе, и они молча шли по длинным белым сентябрьским тротуарам, иногда выбирая дорогу, которая продлевала их встречу.
На виллу он возвращался почти ночью. Леди Фолли неподвижно стояла наверху каменной лестницы, не находя больше в лице сынауспокои—тельной для себя меланхолии. Что–то в нем изменилось, и она сообщила ему об этом.
— Я не изменился, — сказал Поль. — Стало свежее, осень вот–вот наступит. Меня угнетала жара.
В следующие дни он возвращался раньше.
Она успокоилась. Он даже разговаривал с ней перед тем, как лечь спать.
— Ты каждый день ходишь в порт, мой дорогой?
— Каждый день, — подтвердил он. — На этой неделе там появились новые яхты. Они, наверное, уйдут, одному богу известно куда, после первых же дождей.
— Как–нибудь вечером я пойду с тобой. Но может быть, ты предпочитаешь быть один?
— Да нет, — говорил он. — Я буду очень рад, если ты пойдешь со мной.
Она так и не пошла. Порт ее вовсе не интересовал, она знала, что вдвоем им бывает очень плохо, к каждому из них возвращались те же грустные воспоминания, все так и не сбывшиеся обещания…
— Ой, смотри, смотри!
Коломбо, Сингапур и острова… Он был тогда таким маленьким рядом с огромными скалами, огромным морем!
— Ты поедешь, дорогой мой, ты поедешь!
— Ну конечно, — повторял другой голос, — конечно…
Это был ветер.
В октябре в Монте—Карло шел дождь, и город выглядел таким же темным, как и море. Несколько дней Поль не мог выйти из дома и не видел девушку. В субботу он отправился к ней домой. Он долго не решался нажать на кнопку звонка, но когда она открыла ему, то не выглядела удивленной.
— Вот и вы наконец! Я ждала вас всю неделю. Уже стала думать, что вы никогда не придете.
Она усадила его в просторной, но скучной, обставленной как попало комнате, в которой царил бездушный беспорядок. Она стояла, пока он осматривался вокруг.
— У вас хорошо, — сказал он.