– Я слышу, как ты стучишь и как осыпается земля! Уже немного осталось! – повторял мальчик дрожащим голосом. – Господи, как же мне повезло, что ты не погиб, иначе сгнить бы мне тут заживо! Никто бы меня не нашел, это точно!
– Скажи лучше, ты в порядке? Руки-ноги целы?
– Не знаю, мне ногу привалило. Не могу сказать, цела ли она, я ее не чувствую.
– Не шевелись, скоро я тебя вытащу!
Тома, невзирая на боль, удвоил усилия. Через время ему удалось расширить узкую щель. Оттуда потянуло сыростью, и во рту у Тома появился неприятный привкус железа.
– Пьер!
– Я тут! Тебя лучше слышно, наверное, ты совсем близко! Проклятье! Была бы у нас лампа! Хотя бы одна!
– Немедленно перестань злословить, маленький негодник! – попытался пошутить Тома. – Твоей сестре это не понравилось бы!
– Но ты же ей не расскажешь, правда, зятек? – возразил паренек со смешком, который закончился всхлипом боли.
Оба сконфуженно умолкли. Тома, тяжело дыша, углубился в узкий проход. Понадобилось несколько ударов обушком, и плечи уже можно было протиснуть внутрь. Он дорого дал бы сейчас за малую толику света, которая позволила бы разглядеть круглую мордашку и карие глаза мальчишки.
– А вот и я, дорогой шурин! – вскричал он победным тоном.
И в то же мгновение кусок деревянной обшивки, частично разрушенной недавним взрывом, рухнул вниз. Тома сам не понял, как очутился в темном закутке, рядом с малышом Пьером. Падая, он задел мальчишку, и тот вскрикнул от боли. За оглушающим грохотом, последствия которого страшно даже представить, последовала мертвая тишина.
– Пьеро?
– Тома?
– Протяни вперед руку, малыш, чтобы я мог тебя нащупать.
Молодой углекоп ощутил глубочайшее облегчение, когда его пальцы переплелись с пальцами младшего товарища.
– Что ж, дело за малым: высвободить твою ногу и вытащить тебя на-гора! – заключил он серьезно. – Но если…
– Но если – что?
– Вдруг проход совсем завалило? Ты слышал грохот? Погоди, я хочу посмотреть, что там, и немедленно!
Тома хватило минуты, чтобы оценить обстановку. Обвалилась еще часть потолка, и куски породы, спрессовавшись, образовали плотную стену с неровной поверхностью.
– Заперты, как крысы в крысоловке! – пробормотал он.
Их окружала абсолютная темнота. Положение катастрофическое, ни больше ни меньше.
– Крепись, Пьер, так надо! – проговорил Тома уже в полный голос. – Прежде чем нас отроют, пройдет какое-то время. Пас-Труй погиб, и наш бригадир, наверное, тоже. Помнишь, в каком порядке мы шли? Мы с тобой – впереди, махая обушками, как те каторжники! И надо же – угодили в ловушку… Черт, если бы у меня была лампа!
Пошарив по карманам, Тома достал трутовую зажигалку. И тут же вспомнил, что рудничный газ не имеет запаха.
– Нет, лучше уж посидим без света, – буркнул он сердито.
– Думаешь, может еще рвануть?
– Боюсь, что да. Не будем рисковать, Пьер. Мы – не первые, с кем такое случилось, и, увы, не последние. Руководству компании уже доложили, и оно организует спасательные работы. Если Букар не погиб, он сообщит, что мы остались в забое, обязательно сообщит! Отец твердит, что лучшего бригадира, чем наш, на шахте давно не видели. Уж Букар-то все сделает, чтобы нас вытащить. И твой отец тоже. По-моему, он работал где-то неподалеку.
– Если так, остается только молиться за него! – вздохнул парнишка. – Боже правый, если и папа погиб…
– Не думай о плохом, чтобы самому не упасть духом.
– Тома, а как же лошади?
– А что лошади?
– Мы же не знаем величины обвала. Что, если и животных перебило?
– Боишься за своего Датчанина? Не стоит, коногоны со своим грузом к тому времени были уже далеко. И женщины тоже. Взрыв никак не мог им навредить.
В разговоре, происходившем в полнейшем мраке, ощущалось что-то мучительное. Ни один ни другой не решались признаться себе, что обречены на смерть. Из сострадания к младшему товарищу Тома продолжал:
– Любишь лошадку, верно? И кличку ему чуднýю дали. Датчанин – такое нечасто услышишь.
– Ну да, причем никто не знает, откуда она взялась, эта кличка. Это самый добрый конь из всех, уверяю тебя! И красивый – гнедой, с белой отметиной на лбу.
Голос мальчика приобрел мечтательные нотки. Он представил себе огромное небо с бегущими по нему облаками, живописные холмы… Призвав на помощь воображение, юный Пьер представил своего обожаемого Датчанина скачущим галопом посреди бескрайнего луга, покрытого яркой зеленой травой.
– Я часто думаю, что, как только разбогатею, сразу выкуплю Датчанина у компании, и он до старости будет жить на свежем воздухе, на свободе! Поднимется из шахты благодаря мне!