– Но какое это имеет отношение ко всему?
– Подумай хорошенько, – сказала Сьюзен. – Гарри, Белый Совет тоже не в восторге от этой войны. И если у него будет удобоваримый повод положить ей конец, он так и поступит. В этом и заключается план Ортеги. Он убивает тебя, и Белый Совет предлагает мир. Красные даже пойдут на кое-какие уступки, Белый Совет закрывает глаза на смерть одного из своих – и все. Конец войне.
Я зажмурился.
– Но откуда ты...
– Гарри, Гарри! Я же сказала: я репортер.
Я нахмурился до боли во лбу.
– Ладно, ладно. Ну, в теории выглядит не так уж плохо. Мне нравится – все, кроме средней части. Согласно которой мне положено умереть.
Она слабо улыбнулась:
– Большинство Красных предпочло бы сохранить тебе жизнь. Пока ты дышишь, у них остается повод продолжать войну.
– Пусть подавятся, – буркнул я.
– Они попытаются предотвратить дуэль. Мне показалось, тебе стоит знать.
– Спасибо. Я...
Тут в дверь постучали – довольно громко. Сьюзен вздрогнула и распрямилась, не выпуская из руки кочерги. Я поднялся чуть медленнее, выдвинул ящик из-под столика у кресла и достал пистолет, который держу дома, – старый, здоровый «Каллаган – Грязный Гарри» весом в семьдесят пять тысяч фунтов. Еще я достал оттуда шелковый шнур в ярд длиной и повесил его на шею так, чтобы в любой момент мог сдернуть.
Я взял пистолет обеими руками, навел ствол на дверь и взвел курок.
– Кто там?
– Скажите, Сьюзен Родригез здесь? – спросил из-за двери после секундной паузы глухой мужской голос.
Я покосился на Сьюзен. Она выпрямилась еще сильнее, взгляд ее сердито вспыхнул, но кочергу поставила на место, рядом с камином. Потом махнула мне рукой.
– Убери пушку. Я его знаю.
Я опустил револьвер, но убирать не стал. Сьюзен подошла к двери и отперла ее.
За дверью стоял самый невыразительный тип из всех, что мне приходилось видеть. Роста в нем было пять футов и девять дюймов. Волосы заурядного каштанового цвета, глаза – столь же заурядно карие. Одежда – джинсы, коричневый пиджак и поношенные кеды. Лицо... про такие лица обычно нечего сказать: они непривлекательны, но и не отталкивают и стираются из памяти, стоит взгляду переместиться в сторону. Он не производил впечатления ни силача, ни хиляка, ни умного... вообще никакого.
– Что это ты здесь делаешь? – спросил он у Сьюзен без всякого вступления. Голос его оказался не выразительнее внешности – волнительный, как мотоциклетный выхлоп.
– Я же предупреждала, что собираюсь поговорить с ним, – сказала Сьюзен.
– Могла бы просто позвонить, – возразил он. – Вовсе не обязательно было встречаться.
– Привет, – произнес я по возможности громче и шагнул к двери. В сравнении с мистером Никаким я был почти великаном. К тому же в руке я держал здоровенный пистолет – правда, дулом вниз. – Меня зовут Гарри Дрезден.
Он скользнул по мне взглядом и тут же перевел его обратно на Сьюзен. Та вздохнула:
– Гарри, это Мартин.
– Привет, Мартин. – Я переложил пистолет в левую руку, а правую протянул ему. – Приятно познакомиться.
Мартин покосился на мою руку.
– Я не пожимаю рук, – сообщил он. Похоже, большего словесного обмена я в его глазах не заслуживал, поскольку он повернулся обратно к Сьюзен. – Нам завтра рано вставать.
«Нам»? «Нам»?!
Я посмотрел на Сьюзен – она покраснела от досады или смущения, испепелила Мартина взглядом и подняла глаза на меня.
– Мне надо идти, Гарри. Жаль, что не могу задержаться.
– Погоди, – сказал я.
– Мне очень жаль. Не могу, – вздохнула она. – Я попробую созвониться с тобой до нашего отъезда.
Снова это чертово «нашего»!
– Отъезда? Сьюзен...
– Прости. – Она приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в щеку своими слишком горячими, мягкими губами. А потом вышла так стремительно, что Мартину пришлось отступить на шаг, чтобы не потерять равновесия.
Мартин кивнул мне и вышел за ней. Выждав несколько мгновений, я выглянул им вслед. Они садились в машину.
«Мы»!
«Блин-тарарам!» – буркнул я себе под нос и вернулся в дом. Захлопнул за собой дверь, зажег свечу, прошел в маленькую ванную и включил душ. Вода была на грани замерзания, но я разделся и полез под душ, сжигаемый самыми разными эмоциями.
«Мы».
Мы, мы, мы. То есть она и еще кто-то. Кто-то, но не я. Неужели? Сьюзен и этот Мститель-Педант? Плоховато верится. Я хочу сказать, блин-тарарам, парень казался скучным. Занудой. Чурбаном.
И, возможно, постоянным.
«Признайся себе, Гарри. Возможно, ты не лишен интереса. Даже можешь возбуждать. Постоянства в тебе ни на грош».
Я сунул голову под ледяную воду и некоторое время постоял так. Сьюзен ведь не сказала, что они вместе. И он не говорил. Ведь не из-за этого же она прервала поцелуй. В конце концов, у нее имелась на это серьезная причина.
Но с другой стороны, мы-то с ней тоже не вместе. Мы не встречались больше года.
За год многое может измениться.
Губы ее не изменились. И руки. И изгибы тела. И обжигающе-чувственный взгляд. И негромкие звуки, которые она издавала, прижимаясь ко мне, когда...
Я посмотрел на себя, вздохнул и открутил воду сильнее.
Из-под душа я вылез почти синего цвета, вытерся и лег спать.
Мне как раз удалось согреться под одеялом настолько, чтобы перестать дрожать как осиновый лист, когда зазвонил телефон.
Я свирепо выругался, вылез из-под одеяла на холод и сорвал трубку.
– Ну? – рявкнул я в микрофон. Потом сообразил, что это может быть и Сьюзен, и заставил голос немного смягчиться. – То есть алё?
– Прости, если разбудила, Гарри, – сказала Кэррин Мёрфи, глава отдела специальных расследований чикагской полиции. ОСРу, как правило, спускали все дела, которые не укладывались в рамки других отделов – такие вонючие, что остальные просто боялись за них браться. Как следствие им приходилось иметь дело с происшествиями, не имевшими легкого объяснения. Короче, их работа состояла в том, чтобы докопаться до сути и чтобы при этом все более или менее пристойно укладывалось в официальный рапорт.
Время от времени, когда встречалось что-то уж настолько дикое, что даже Мёрфи не знала, как с этим справиться, она обращалась за консультациями ко мне. В общем, мы работали вместе довольно давно, и Мёрфи доросла до уровня, при котором и она, и ОСР могли справляться с более или менее заурядными сверхъестественными неприятностями. Однако время от времени она все-таки сталкивалась с таким, что оказывалось ей не по зубам. Мой телефонный номер – один из первых в памяти ее аппарата.
– Мёрф, – выдохнул я. – Что случилось?
– Дело неофициальное, – буркнула она в трубку. – Я бы хотела, чтобы ты занялся кое-чем.
– «Неофициальное» не означает бесплатное, надеюсь?
– Ты ведь не против оплаты наличными? – Она помолчала мгновение. – Для меня это довольно важно, – добавила она.
Какого черта! Ночь мне все равно испортили.
– Куда подъехать?
– Морг больницы графства Кук, – сказала Мёрфи. – Хотела показать тебе один труп.
Глава пятая
Окон в моргах, как правило, не делают. Собственно, если это только позволяют местные условия, морги вообще стараются не высовывать из земли. Отчасти, думается мне, от того, что охлаждать батарею камер размером с гроб проще в помещении, изолированном от дневного тепла земляной толщей. Но это никак нельзя считать единственной причиной. Подземное расположение подходит для моргов во всех отношениях. Мертвым там самое место. Могилы ведь расположены под землей, так? И там же находятся ад, геенна, гадес и с дюжину других известных загробных миров.
Возможно, это говорит кое-что о людях. Возможно, размещая подобные заведения под землей, они придают им соответствующий статус. Возможно, уровень земли означает для нас своего рода символическую границу, этакую черту, помогающую не забывать о том, что мы живы. Возможно, это помогает нам отмахиваться в повседневной жизни от теней умерших.