Эта вольница формировалась в основном из социальных отбросов: пиратов, беглых матросов с казенных, в том числе военных, кораблей, солдат-дезертиров, разоренных рыбаков и ловцов жемчуга. Были среди них и контрабандисты, преступники, бродяги, авантюристы, молодежь из обедневших семей крестьян и мелких торговцев. Те, кто бежали от справедливой или незаслуженной кары. Те, кому ничего другого не оставалось. Много было среди них ронинов — самураев, потерявших господина, а потому лишившихся своих земельных владений или жалованья (рисового пайка). Богатый военный опыт, личные качества и авторитет делали их вожаками лихих дружин и «адмиралами» пиратских эскадр. Выбирали в главари и японских крестьян. В годы феодальных распрей князья (даймё) привлекали их к военной службе, и многие становились профессиональными солдатами. Можно сказать, что именно междоусобицы питали «японское пиратство» первоклассными командирами и воинами.
На «кораблях Хатимана» находились не только боевые дружины и моряки, но и торговцы. И те и другие состояли на службе у даймё Юго-Западной Японии. Пираты Страны восходящего солнца промышляли коммерцией, в частности контрабандой, и грабежом по всему восточному побережью Китая и берегам Кореи отнюдь не самостоятельно. У них были хозяева — неофициальные, но могущественные, прежде всего князья и крупные купеческие дома. К примеру, до середины XVI века легальную торговлю с империей Мин контролировали князья Оути, а с Кореей — князья Со, владельцы островов Цусима.
Князья и купечество Юго-Западной Японии снабжали пиратов быстроходными судами и оружием, до середины XV столетия исключительно холодным, в основном мечами. Их малые суда брали на борт 30–40, а большие — 80–90 человек. С последней трети века корсары активно применяли и огнестрельное оружие — аркебузы, фитильные, заряжающиеся с дула ружья. А на их судах размещалось теперь бойцов вдвое больше. Имелся даже корабль, команда которого и десант могли составить до двух тысяч человек.
Летучие эскадры бороздили Желтое и Восточно-Китайское моря. Их часто видели в Бохайском заливе и Тайваньском проливе, в Японском море, у берегов Вьетнама и Филиппин. Выходили они на добычу и в Южно-Китайское море. Но главным объектом их «внимания» был Китай. Опустошительные набеги становились настоящим бедствием для прибрежного населения юго-восточных провинций Срединного государства. Как писал в свое время поэт Цай Янь:
В первые полтора столетия правления династии Мин (1368–1644) морские разбойники еще не представляли большой опасности для китайской империи. Однако в XVI веке положение резко изменилось: начавшаяся с 1507 года более чем полувековая война между японскими княжествами позволила корсарам в очередной раз пополнить свои ряды. На палубы «кораблей Хатимана» поднимались все новые и новые тысячи оставшихся без рисовых пайков самураев, потерявших жалованье солдат, разоренных крестьян… Наступает апогей «японского пиратства».
Между тем военный флот империи Мин прекратил всякие действия за пределами береговой полосы. Этим сразу же воспользовались князья Юго-Западной Японии. Пираты Страны восходящего солнца возобновили свои нападения на китайские города и селения. В 1523 году их корабли высадили в порту Нинбо крупный десант, во главе которого стоял один из прибывших в страну японских послов. Когда минская сторона не признала его полномочия, он счел себя оскорбленным и «покарал» китайцев обычным пиратским способом. Под ударами его дружины и морских разбойников Нинбо пал — богатый многолюдный торгово-ремесленный город был разграблен и сожжен. Японцы захватили множество кораблей и ушли в море. В результате этих событий император Хоуцун (1521–1566) «закрыл ворота» морской торговли. Начался разгул контрабанды, которую взяли под свою опеку те, кто был заинтересован в доходах от подпольного бизнеса: «сильные дома», знатные сановники и «уважаемые фамилии» юго-восточных провинций Китая. Один из сторонников «морского запрета» на связи с другими странами писал: «Пресечь разбой иностранцев (то есть японцев. — Авт.) легко. Пресечь разбой китайцев трудно. Пресечь разбой на китайском побережье легко, но пресечь разбой китайской местной знати очень трудно».