— Кто же отец дочки? — спросил Корсаков.
Старуха ответила не сразу:
— Люди сказывали, какой-то пришлый…
— Кто? — переспросил Корсаков, — Пришлый? В каком же году дочка появилась?
— Война еще не кончилась, тогда и появилась.
— В сорок четвертом?
Старуха кивнула:
— Надо думать. Говорю, война тогда еще не кончилась.
— Так кто же, кто отец был?
Корсаков крепко сжал ладони, ожидая ответа, впрочем, ему подумалось, он уже знает всю правду.
— Кто ж его ведает, — сказала старуха, — говорили, а кто — не запомнила, был какой-то солдат заезжий, заглянул в село да и ушел опять, а вот, глядишь, дочку-то, выходит, оставил…
— И что же, дочка живет теперь в Дусином доме?
— Где ж ей еще жить? — удивилась старуха. — Она у нас зоотехник, работящая баба, слов нет, у нас ее все уважают, дом себе построила заместо старого, поглядишь, какой дом-то, не наглядишься! Опять же отца приняла, отец-то ведь обратно вернулся. Хоть и не родной он ей отец, а все, как ни говори, не чужой.
— Когда же отец вернулся?
— Как Дуся померла, он в скором времени объявился, тут дело вот какое, больной стал, вот и потянуло на старости лет в отчий дом, куда ж еще деваться? Жене ненужный стал, кому больной нужен, сам знаешь… Ну а Валя его приняла, говорит, хоть ты и не отец мне, а все одно, я тебя отцом звать буду.
— И они вдвоем живут? — спросил Корсаков.
— Зачем вдвоем? У Вали муж есть и двое сынов, цельная семья, как же вдвоем?
— А муж кто?
— Муж в соседнем совхозе, от нас не так чтобы уж очень далеко, главным инженером РТС, а сыновья в Смоленске учатся, в институте. Учеными будут. Дуся, бывалочи, говорила: «Хорошо бы у меня дочка ученая стала», вот и сбылись ее слова, и дочка на зоотехника выучилась, а внуки уж наверняка учеными станут, вот увидишь, как пить дать, станут, ребята старательные, разумные…
Корсаков молча глядел прямо перед собой.
«Мои внуки, подумать только, я был в Смоленске, может быть, проходил по улице, и они, мои внуки, проходили в эту же самую минуту мимо меня, и мы, само собой, так и разошлись в разные стороны, не узнав друг друга».
Когда-то мама говорила, что люди каждый день, а то и каждый час так или иначе встречаются со своей судьбой. Умелые, цепкие, те никогда не упустят своего, знают, когда следует схватить, взять, никому не отдать, а другие так и пройдут, не заметив, не узнав, не взяв того, что им принадлежит по праву. Отец, бывало, смеялся: «Ты, Рыжик, у нас выдумщица не из последних…»
Но мама не сдавалась:
«Уверяю тебя, мы нередко прямо на улице проходим мимо тех, кто бы мог стать любимым, другом, самым главным человеком в жизни, проходим мимо наших предполагаемых братьев или других каких-то родичей…» «И очень даже хорошо, — парировал отец. — Чем больше родичей, тем больше всякого рода сплетен, лучше их поменьше, а вот подлинных друзей побольше».
«Ну, не говори так», — возражала мама.
Отец, однако, не уступал ей: «Вот возьми, к примеру, меня: я встретил тебя, свою самую настоящую любовь, судьбу, друга, называй как хочешь, больше мне никого не нужно. Абсолютно никого!»
Давно это было. Нет уж ни мамы, ни отца, и слова эти, сказанные отцом, живут только лишь в памяти сына. А уйдет он — и слова погаснут навсегда.
«Сколько потерь, — подумал в эту минуту Корсаков. — Боже мой, сколько потерь, невозвратимых, незабываемых…»
— Покажите мне, пожалуйста, где живет Валя, — попросил он старуху.
— Сейчас, милок, как же не показать, покажу…
Старуха встала, зашагала рядом с Корсаковым. Она оказалась неожиданно высокой, чуть ли не с него самого ростом, шагала она быстро, уверенно.
— Вот, милок, видишь, крыша зеленая, а на крыше вроде бы петух стоит?
— Вижу, — ответил Корсаков.
— Вот он и есть, Валин дом, понял?
Корсаков протянул руку:
— Спасибо вам самое большое…
— Не за что, милок.
Старуха повернулась и все тем же быстрым, бодрым шагом пошла обратно. А Корсаков открыл калитку дома, в котором жила его дочь.
В большой комнате, очень светлой оттого, что с трех сторон в ней были широкие, во всю стену, окна, сидел за столом старик, нагнувшись, читал газету.
При виде Корсакова поднял голову. Седые, коротко стриженные волосы, желтые впалые щеки, под глазами темные круги.
— Вам кого? — спросил. Голос у него был хриплый, словно бы натруженный то ли морозом, то ли долгой и громкой речью.
— Валя дома? — спросил Корсаков.
— Нет еще, скоро будет, — ответил старик. — А вы кто? Из города? Из управления?
— Из города, — ответил Корсаков, — только не из управления.