— Вы знаете, и он тоже, — подхватила Ада. — Он тоже говорит всегда: предпочитаю подлинных тружеников, презираю лентяев. И Светлана в него, тоже труженица, в школе училась на одни пятерки и в университете тоже учится, говорят, лучше всех.
— Вы москвичка? — спросила Ольга.
— Нет, я же говорила, что родилась в Чернигове. Но потом папа умер, и мама вышла во второй раз замуж за москвича, и мы переехали в Москву. Мне тогда было лет десять…
— А Валерий Алексеевич? Он москвич?
— Нет, что вы, он с Волги, родился в Угличе, там прожил лет, наверное, до пятнадцати, потом его дед, у него был дед — строитель метро, очень славный старик, я еще застала его, он вызвал Валерия к себе, в Москву, и тут Валерий поступил в университет, окончил его, потом еще учился в институте международных отношений, но это уже тогда, когда мы поженились, много позднее…
— А кто его родители? — Ольга продолжала выспрашивать, то ли в силу журналистской своей привычки все всегда знать, обо всем иметь точную информацию, то ли потому, что хотелось собрать больше сведений о Готовцеве.
— Родители у него были простые люди, отец — слесарь на заводе. Валерий до сих пор влюблен в свой Углич, вы себе не представляете, как он его любит, говорит: нет нигде в мире краше места, чем Углич. Знаете, какое у него заветное желание? — Ада даже глаза расширила. — Когда мы окончательно состаримся, то переедем в Углич, купим там небольшой домик и будем доживать свой век на берегу Волги в родимом Угличе…
— И как вам? Нравится такая перспектива?
— Мне?
Ада задумалась ненадолго, потом подняла на Ольгу кроткие глаза.
— Не во мне дело, Олечка. Я знаю, что не доживу до старости. Так что, если суждено исполниться его мечте, то уже, наверно, с кем-то другим…
Утром приехала Светлана. Увидела Ольгу, удивленно сощурилась, однако поздоровалась довольно вежливо, даже спросила:
— Вам не скучно здесь, в одиночестве?
— Но я же с вашей мамой, — ответила Ольга. — Так что об одиночестве уже нечего говорить.
Поначалу она звала Светлану на «ты», но как-то так получилось, что вскоре перешла на «вы», должно быть потому, что видела неприветливость, даже затаенную враждебность Светланы.
— Я ненадолго, — объявила Светлана. — Решила только объявить, что папа звонил. Он приезжает завтра, в четверг.
— Ну да? — радостно удивилась Ада. — Так быстро? Вот хорошо-то! — Но вдруг лицо ее омрачилось: — Почему так быстро? Ведь прошла всего лишь неделя, он рассчитывал пробыть в Вене дней десять, не случилось ли с ним чего? Он здоров? Да? Не скрывай от меня ничего!
Светлана улыбнулась. От улыбки густобровое лицо ее просветлело, стало казаться миловиднее.
«А она ничего, — подумала Ольга. — Вот так, когда улыбается, и смотрит вбок, чем-то становится похожей на мать…»
— С папой все в порядке, ручаюсь, просто надоело, наверно, хочется домой, и мне надо домой, взять кое-какие конспекты — и в университет.
— Вот так всегда, — вздохнула Ада, когда светло-голубое платье Светланы мелькнуло за изгородью. — Не поест толком, никогда о себе не подумает, все всегда наспех, на ходу, быстро, мгновенно. Но хорошо хоть, что наш папа здоров, я было подумала — может быть, он захворал, но Света меня успокоила окончательно. А теперь пойдемте погуляем на речку, у нас такая река, вы ахнете, вся заросла ряской, а берега зеленые-зеленые…
— Не могу, — Ольга посмотрела на часы. — Я должна быть в Москве, у меня дела…
Ада вопросительно подняла брови:
— Как же так, Олечка? Вы же хотели побыть до вечера?
— Хотела, но не могу, — сказала Ольга. — Я совсем позабыла, у меня очень важное свидание в одной редакции…
— Деловая женщина, — сказала Ада. — Каждая минута у нее на счету, не то что я, бездельница.
— Каждому свое, — улыбаясь, заметила Ольга. — У меня работа, у вас хороший муж, прелестная дочка.
— У вас тоже хороший муж, — сказала Ада.
Ольга наклонила голову.
— Безусловно, что есть, то есть. Кстати, и о нем не след забывать, так что погостила, и хватит.
— Приезжайте еще, — сказала Ада. — Хорошо? Скажите, что приедете!
— Приеду, — пообещала Ольга. — Непременно приеду…
В четверг рано утром, Всеволожский еще спал, Ольга встала, тщательно и обдуманно накрасилась, слегка подсинила веки, чуть-чуть подкрасила губы, положила тон на щеки. Все должно быть скромно и пристойно, только так!
Так же скромно, но безусловно со вкусом следовало одеться — строгий серый пиджак мужского покроя, светлая юбка, темно-синяя блузка, на ногах английские туфли, шнуровка, низкий каблук, серые чулки. Сумка через плечо. Последний взгляд в зеркало, последний взмах щеткой по волосам, кажется, о-кей. Или, как говорят, французы, комильфо.