— Перестань, — сказала Ольга. — Ну как можно быть таким мнительным?
Радостно-блаженное ощущение внезапно исчезло, как не было его. Напротив, сейчас Ольга ощущала даже некоторое раздражение.
Что за терзания, в самом деле! Никогда в жизни, как же это все будет…
Вот уж никогда бы не подумала, что современный мужчина может терзаться и переживать из-за такого, в сущности, весьма часто встречающегося, вполне, можно сказать, ординарного поступка?
Да, любил жену, любил дочь, конечно же, все так и было. А теперь пришло новое чувство, захватившее целиком, и уже прошлая любовь кажется более бледной, это же в порядке вещей…
Его глаза за стеклами очков пристально, как бы не узнавая, смотрели на Ольгу. И, будто бы позабыв о ней, будто бы представив себе, что он один, повторил снова:
— Как же теперь все будет? Я так не люблю и не умею лгать…
— Может быть, все же ко мне поедем? — спросила Ольга. — Не беспокойся, Вадим еще в больнице и пролежит там, наверное, еще долго.
— Я подумаю, — сказал Готовцев. — А сейчас пойду к Аде.
— Конечно, иди, — согласилась Ольга. — А я на всякий случай буду ждать тебя…
Он не успел ответить, из-за кустов боярышника, раздвигая ветви, вышла Светлана.
— Вот и ты! — воскликнул Готовцев чуть громче, чем хотелось бы.
— Да, я, — ответила Светлана.
— Ты была у мамы? — спросил он.
— Сейчас иду к ней…
— Идем вместе, — сказал он. Обернулся к Ольге:
— Извините, Ольга Петровна…
— Да что вы, — Ольга превосходно владела собой, оставаясь неуязвимо спокойной. — Разумеется, идите, а я, пожалуй, поеду. Адочке от меня самый нежный привет.
— Хорошо, — ответил Готовцев. — Передам.
Положил руку на плечо Светланы, направился к дому. Ольга все еще по-прежнему стояла на том же месте, провожая глазами отца и дочь. Да, это и вправду тяжелый случай. Как будет с Адой, неизвестно, хотя, конечно же, всяко может случиться. Но остается Светлана. Вот в чем основная загвоздка. Самое главное, он любит ее, безусловно любит.
Ну и что с того? Пусть любит. Чем труднее дается победа, тем более высоко ценится…
Светлана никак не могла разобраться до конца: послышалось ей или в самом деле Ольга обратилась к отцу на «ты»?
«А я на всякий случай буду ждать тебя…»
«Ждать тебя» — прозвучало в достаточной мере ясно.
И еще: Светлане показалось, отец смутился, увидев ее, наверняка смутился. Отвел глаза в сторону и тут же как-то неестественно улыбнулся, заговорил чересчур громко, а Ольга смотрела на нее, сощурив глаза, выпятив каменный свой подбородок, и в этот момент, именно в этот самый момент, Светлане вспомнился Вася. Разумеется, она давным-давно позабыла о Васе Фитилькове, которого однажды, еще учась в десятом классе, так неудачно и безуспешно пыталась уговорить отказаться от чужой площади. Но теперь, встретившись лицом к лицу с Ольгой, ей почему-то вспомнились беспощадные Васины глаза, хищно блестевшие зубы.
Конечно же, Ольга нисколько не походила на Васю, и все-таки было что-то общее в нем и в ней, недаром Светлане словно бы ни с того ни с сего внезапно вспомнился он.
Да, между ними было сходство, вовсе ей это не казалось, общая для обоих непробиваемая уверенность в себе, уверенность хищника, который не будет сдаваться, не уступит, пока не добьется своего!
Оба они одной крови, одной часто встречающейся породы: хищники, захватчики, потребители…
Вместе с отцом Светлана поднялась в комнату матери. Мать лежала на диване, прижимая к животу грелку.
— Опять? — спросила Светлана.
Ада кивнула.
— Немного.
— Знаю я твое немного, — проворчала Светлана, садясь рядом с матерью.
Готовцев спросил участливо:
— Что, Адочка? Прихватило?
Ада через силу улыбнулась.
— Бедная моя, — сказал он. Присел на корточки рядом с диваном, стал тихо гладить Адино плечо и руку. Светлана пристально смотрела на него, будто впервые увидела, вроде бы такой, как всегда, точно такой же…
— Потерпи еще немножко, — приговаривал он. — Я уверен, тебе скоро полегчает, вот увидишь…
«Нет, он не лжет, не притворяется, — Светлана по-прежнему не сводила с него глаз. — Он не может лгать, обманывать, предавать и в то же время говорить такие добрые, словно бы от самого сердца идущие слова! Нет, так нельзя, и он никогда так не сумеет!»
И все-таки, все-таки она слышала. Слышала, от этого не уйти!
Она встала, подошла к окну. Уже пала вечерняя роса на траву, медленно, неизбежно увядающую в преддверии близкой осени. Резные листья дуба, растущего неподалеку от окна, четко рисовались на глубокой, все более зримо темнеющей синеве, Светланина ровесница-елочка тянула к небу негустые ветви…