Чтобы немного отвлечься, он стал думать о Клавдии Сергеевне. Он знал, что любит ее, даже, пожалуй, не ожидал, что будет любить с такой неожиданной, молодой страстью, когда каждая их встреча станет радостью, немеркнущим праздником, именинами души…
В ночной темноте ему ясно представилось ее лицо той медовой свежей смуглоты, что порой встречается у северянок, впервые обожженных солнцем, хотя она сама признавалась, что не любит загорать и никогда не лежит на пляже под солнцем.
Ему было дорого в ней все: ее улыбка, застенчивость, негромкая речь, блеск зубов, даже то, что это, как он считал, прекрасное, неповторимое лицо словно бы первым морозом уже схвачено приметами неизбежного, непреодолимого увядания. Когда-нибудь, когда она навсегда исчезнет, фотографии, которые останутся после нее, не смогут передать всей прелести ее глаз, все время меняющих цвет, то орехово-коричневых, то карих, то прозрачно-золотистых, как бы вобравших в себя солнечный свет, простодушной наивности рта, взгляда исподволь, из-под ресниц…
Он встал, распахнул окно. С вечера прошел дождь, небольшой и внезапный, ласково и тонко пахло омытой дождем травой, прибитой пылью, всеми теми запахами молодого лета, которые неизбежно сменятся в конце концов запахами раскаленного асфальта, выхлопных газов, постепенно ржавеющей зелени вянущих листьев… Почему-то в этот момент вспомнилось: когда-то, немыслимо давно, они только-только поженились и поехали с женой к ее родным в деревню на Север, под Архангельск.
Было это зимой, в феврале, кругом, куда ни глянь, тяжелые, северные снега, вьюга с утра до поздней ночи, ветер грозно гудит в трубе, но им с женой было хорошо до того, что даже не верилось, неужели так может быть?
Все веселило их: обломок кирпича, ни с того ни с сего упавший с печки и насмерть перепугавший кошку, поросенок, хрюкавший в хлеве и вдруг временами взвизгивавший словно опереточная дива, соседский парнишка, заглянувший на минутку к ним в избу, долго «евший» их глазами и потом спросивший, совестясь, глядя в пол: «А правда, в Москве люди на крыше живут?»
Днем они тепло одевались, шли на улицу, как бы вплывая в бледную, чахлую пасмурность зимнего дня. Снег хрустел под валенками, мороз румянил щеки, ресницы заснеживались, тяжелели…
Давно это было, так давно, что трудно даже представить себе подчас, он ли это был тогда, очень худой, лохматый, в полушубке с плеча тестя, в огромных разношенных валенках, на голове вытертый треух? Или то был кто-то другой, уже давно исчезнувший с лица земли…
Глядя в окно на улицу, которая уже успела проснуться и привычно зашуметь, он подумал о том, что есть единственное самое верное для него решение: им надлежит быть вместе, ему и Клаве. Хватит таиться от всех, встречаться урывками, хватит расставаться и тосковать, ожидать новую встречу и опять, расставшись, не находить себе места…
Все утро, пока он умывался, брился, выходил с Рыжиком, пил чай на кухне, он не переставал удивляться и корить себя: как же ему раньше не приходила в голову эта мысль, такая простая, такая доступная, единственно необходимая для них обоих?
Конечно же, не миновать всяких осложнений, сюда, естественно, Клава не переедет, да и он сам не хотел бы сталкивать ее с Аллой, но у Клавы чересчур маленькая комнатка, вряд ли он сумеет поместиться там со своим архивом, с книгами, рукописями своими и чужими, на которые должен дать отзыв, но к чему об этом сейчас думать? В конце концов можно снять квартиру, можно построить квартиру в кооперативе, он достаточно зарабатывает, осилит этот расход, тогда надо будет оставить Игорю с Аллой эту квартиру и, разумеется, продолжать помогать им материально, как помогал все годы, ведь оба они любят жить широко, ни в чем себе не отказывая, недаром Алла как-то проговорилась, что их требования далеко обгоняют реальные возможности…
Прежде чем уйти из дома, Сергей Витальевич записал на обратной стороне календарного листка: «Поговорить с К. С.» И два раза подчеркнул слово «поговорить».
Он сидел на кровати, возле дверей, опустив голову, читал «Огонек».
Ресницы опущены, скулы отливают седоватой, неопрятной с вида щетиной, знакомый затылок зарос редкими волосами.
По этому когда-то много раз виденному затылку с неглубокой впадиной Клавдия Сергеевна узнала его. Он поднял глаза, увидел ее и тоже, конечно, узнал.