— Клава, — произнес растерянно. — Неужели ты?
— Вроде бы я, — ответила она.
Он отбросил «Огонек» в сторону. И это был характерный для него жест, в котором явственно отразилась сущность его натуры, не привыкшей считаться с кем-либо, небрежной ко всему и ко всем, кроме него самого.
— Ты что, работаешь здесь?
— Как видишь.
— Признаться, не ожидал увидеть тебя…
Бледные губы его едва тронула улыбка, глаза ввалились, щеки втянуты, уши казались очень белыми, как бы вырезанными из картона. Он был, она поняла сразу, тяжело болен.
Вошла Милочка Новокашина, взметнула длиннющие ресницы, улыбнулась не очень ликующе и не очень холодно.
— Новенький? Как фамилия?
— Хмелевский Юрий Васильевич.
Милочка кивнула красиво причесанной головой.
— Понятно. Готовьтесь, Юрий Васильевич, сейчас будет обход врачей, потом ваш лечащий врач проведет с вами беседу и запишет ваши данные…
Лечащий врач был Алексей Алексеевич Чириков, пожалуй, самый молодой доктор отделения, а возможно, и всей больницы. Работал он в отделении уже четвертый год и, как считал профессор Соловьев, в будущем должен стать безусловной звездой отечественной гематологии.
Позднее Клавдия Сергеевна спросила его:
— Что скажете? Как Хмелевский?
— Хмелевский? На мой взгляд, дела его неважнецкие.
Алексей Алексеевич глянул на нее узко прорезанными, черными, походившими на арбузные семечки глазами.
— Это ваш родственник или знакомый?
Она замялась.
— Скорее знакомый…
— Пока ничем не могу порадовать, поглядим, как пойдут дела дальше…
— Хорошо, — сказала Клавдия Сергеевна, проводив глазами его долговязую фигуру в чересчур коротком для него, не очень тщательно выглаженном халате.
Сергей Витальевич встретил ее внизу, около газетного киоска.
— Наконец-то! А то я уже начала волноваться…
Она обернулась, не слышит ли кто-либо ее слова.
— Правда, ждала меня? — спросил он.
Она кивнула:
— Очень ждала. Все хорошо, надеюсь? Почему не написал ни строчки?
— Я же забыл записать твой адрес. Ну, не чудак?
— И я тоже чудачка, забыла дать тебе свой адрес.
— Слушай, — сказал он. — Надо бы поговорить с тобой о многом.
— И мне тоже надо бы, — сказала Клавдия Сергеевна.
— Я пришел только из-за тебя, сегодня не хотел приходить.
— Спасибо.
Пожилая киоскерша окликнула Клавдию Сергеевну:
— Берете «Правду»?
— Да, беру и еще «За рубежом», пожалуйста.
— Ты когда кончаешь дежурство сегодня? — спросил Сергей Витальевич.
— Как обычно, в три.
— Я приеду ровно в три, — сказал он.
— Постой, — остановила она его. — Не уходи. Посмотри сперва одного больного, ладно?
Он не стал спрашивать, какого именно больного, сказал просто:
— Хорошо. Когда?
— Хотя бы сейчас.
— Тогда пошли.
Возле дверей десятой палаты Клавдия Сергеевна сказала:
— Сюда, он здесь…
Сергей Витальевич вошел вслед за нею, увидел очень худого, изможденного человека на кровати около окна, от худобы глаза его казались неправдоподобно большими.
Первом делом Клавдия Сергеевна отдала ему «Правду» и «За рубежом». Он сунул их в тумбочку, вопросительно посмотрел на Сергея Витальевича.
— Это профессор Соловьев, — сказала Клавдия Сергеевна. — Сейчас он тебя посмотрит…
— Соловьев?! — Голос Хмелевского дрогнул. — Неужели возможно такое счастье — сам профессор Соловьев, наше общеизвестное светило, самолично явился ко мне?
Сергей Витальевич чуть поморщился. Клавдия Сергеевна знала, он не выносил всякого рода восхвалений, а тем паче грубой, назойливой лести, которая так явно звучала сейчас в голосе Хмелевского.
Но Хмелевский все никак не мог успокоиться:
— Вы только подумайте! Сам профессор Соловьев собственной персоной! Я даже не ожидал такого счастья, когда-то, думаю, он придет ко мне, ведь у него, надо полагать, без меня больных хватает…
— Лягте, пожалуйста, — сказал Сергей Витальевич, садясь на край постели, — снимите рубаху…
Легкие пальцы ощупали лимфатические узлы и селезенку Хмелевского.
— Вы когда поступили?
— Вчера вечером, я, наверное, недели две очереди ждал, наконец позвонили, приезжайте, говорят, освободилось место…
Сергей Витальевич обернулся к Клавдии Сергеевне:
— Полагаю, никаких анализов еще нет?
— Конечно, нет, к концу недели соберем, какие нужно.
Сергей Витальевич перевел взгляд на Хмелевского, чуть улыбнулся.
— Устали, наверное?
— Есть немного, — с наигранной бодростью ответил Хмелевский.