А я медлила, не зная, что сказать. Часа два тому назад, что ли, к нему явилась давешняя фифа в ватнике, я сама же открыла ей дверь.
— Я вышла, а у него было тихо, — выдавила я наконец.
— Знаешь что, — начала Капочка, глядя на меня, в темноте глаза ее были необычно большими, блестящими. — Давай вместе поднимемся к нему. Идет?
Я растерянно повторила:
— Вместе?
— Ну да, — сказала Капочка, она казалась оживленной, необычно взволнованной, не похожей на саму себя. — Вот будет сюрприз, представляешь себе, он ни о чем не подозревает, а я вдруг вхожу к нему в комнату!
«Да, это будет сюрприз, самый что ни на есть», — подумала я и даже зажмурилась на миг, представив себе, что тогда будет.
Не знаю, что бы еще я сумела тогда придумать в ответ, но тут, к счастью, подошла бабушка.
— Анюта! — окликнула она меня. — Это ты?
— Я, бабушка, кто же еще? — обрадовалась я. — Твоя Анюта, никто другой!
И тут же обернулась к Капочке:
— Давайте спросим у бабушки, что она нам посоветует…
Похоже, Капочка внезапно осознала всю необдуманность своего поступка.
— Нет, нет, — торопливо произнесла она, — не надо, прошу тебя…
И вдруг, повернувшись, скрылась в темноте, как не было ее вовсе.
— Кто это такая? — спросила бабушка, когда мы поднимались с нею по лестнице.
— Наша Капочка, — ответила я. — Помнишь, та самая…
— Помню, разумеется, я ее сразу не узнала, да и немудрено, темно кругом…
— Да, немудрено…
— Мне жаль ее, — помолчав, сказала бабушка.
— Мне тоже.
Может быть, на этот раз бабушке хотелось бы поговорить поподробнее о Капочке и о том, что Гога бросил ее и она, надо думать, сильно переживает, но бабушка, не переносившая никаких сплетен, не стала продолжать разговор. Мы медленно, я старалась примерять свои шаги к ее, добрались до нашего шестого этажа, вошли в квартиру. Из кухни доносились голоса: там, возле плиты, на которой исходил паром чайник, стоял Гога, рядом с ним фифа, сейчас она была не в ватнике, пышные ее плечи обтягивала майка с короткими рукавами, на груди шнуровка. Закинув светловолосую голову назад, она смеялась чему-то, сказанному Гогой, зубы ее блестели при свете электрической лампочки, повешенной высоко под потолком.
— А, — сказал Гога. — Кого вижу! Кто пришел!
Надо отдать ему должное, он был незлопамятен. Фифа с любопытством глянула на меня, но тут же успокоенно отвернулась, поняв, что я в мои годы не представляю для нее никакой опасности.
А мне подумалось: что было бы, если бы Капочка окончательно решила подняться наверх, к Гоге! Поистине сюрприз для них обоих был бы отменный…
Много воды утекло с тех пор, но по сей день помнится все, как было: я собиралась на работу, а бабушка еще лежала в постели, ей надо было идти во вторую смену.
Я выключила свет, за окном разом потемнело, я зябко поежилась.
— Что? — спросила бабушка. — Тебе бы сейчас поспать еще немножко?
— А как ты думаешь, ба, — ответила я. — Я бы сейчас, кажется, до следующего утра не вставала бы, все спала бы и спала…
— Когда-нибудь отоспишься всласть, — пообещала бабушка.
В коридоре хлопнула дверь. Наверно, Гога ушел на работу вместе со своей фифой.
Я торопливо попрощалась с бабушкой, сбежала по лестнице вниз и увидела: вся улица, по-ночному еще темная, как бы не проснувшаяся, заполнена людьми, а из окон нашего и соседних домов глядят, высунув головы, жильцы.
Не знаю почему, но внезапно я сразу поняла, что случилось. Я бросилась в толпу, расталкивая всех, и даже теперь, спустя долгое время, не пойму, как это так получилось, что передо мной все расступались и пропускали вперед.
Лицом вниз прямо на мостовой лежала женщина, я узнала выгоревший ватник, это была фифа. Обеими руками она плотно закрыла лицо.
Потом я увидела Гогу, он был почему-то без шапки, его густые, штопором завивавшиеся волосы, казалось, поистине встали дыбом.
Рядом с ним стоял молодой краснолицый милиционер. Деловито нахмурившись, может быть, стремясь выглядеть старше, солиднее, он слушал то, что говорил Гога, а Гога соловьем разливался:
— Наконец-то, товарищ милиционер! Наконец-то, а то и вправду скоро нас всех, порядочных людей, настоящих патриотов будут убивать неизвестно за что, а нам что прикажете делать?
Милиционер снял вязаную перчатку и записывал что-то в школьную тетрадь, которую он вытащил из кармана шинели.
— Погодите, — спросил он, — вы мне скажите, вы эту женщину знаете?
— Кто? Я? — Гога гулко ударил себя в грудь. — Да я ее в первый раз вижу, это сумасшедшая, товарищ начальник, поверьте, самая настоящая сумасшедшая, из Кащенко сбежала и теперь на порядочных людей бросается…