Он обернулся к Капочке:
— Дрянь паршивая, что придумала, это же надо такое выдумать!
Она стояла напротив него, по своему обыкновению опустив глаза, такая же, как и всегда, тихая, незаметная. Но бледные губы ее дрожали, как бы сжигаемые негаснущим, внутренним жаром, и тени от ресниц на впалых щеках казались гуще и темнее обычного.
Я подошла к Капочке, взяла ее руку, холодная, словно бы неживая ладонь бессильно легла в мою руку.
— Капочка, — спросила я, никогда раньше не обращавшаяся к ней вот так вот, по имени, — что же он такое говорит? Как же он смеет? Я сейчас все, все…
— Не надо, — тихо, почти шепотом произнесла Капочка. — Очень прошу тебя, ничего не говори…
Кто-то спросил изумленно:
— Что случилось?
Женщина, стоявшая возле Капочки, уже немолодая, в полушубке, явно большом для нее, охотно пояснила:
— Чего тут спрашивать? Тут такое произошло… — И рассказала с видимым удовольствием, как это обычно присуще людям, любящим влезать в чужую жизнь.
Оказалось, Капочка, как я поняла, так и не ушла никуда и всю ночь простояла возле нашего подъезда, а когда Гога вместе со своей девицей вышел рано утром из дома, мгновенно бросилась на нее и плеснула чем-то ей в лицо.
— Вот какие дела, милые вы мои, — продолжала женщина, победно окидывая взглядом людей, собравшихся вокруг, ловивших каждое ее слово. — Вот что любовь-то делает, а? Ведь она, эта самая, надо думать, глаза выжгла молодухе, как есть выжгла…
— Дрянь паршивая, — злобно произнес Гога. — Надо же так, выхожу я на улицу, ни о чем таком, само собой, не думаю, не подозреваю, а она, эта полоумная, вдруг разом выскочила, бросилась на мою знакомую…
Должно быть, он уже не раз повторял одно и то же.
Я не выдержала. Закричала что есть сил:
— Вы что, не знаете, кто это такая? Да, не знаете?
Капочка схватила мою руку, изо всех сил сжала ее.
— Замолчи, — прошептала. — Немедленно замолчи!
Глаза ее на миг сверкнули, озарив все застывшее, как бы скованное морозом лицо мрачным и тусклым светом.
И я сдалась. До сих пор не знаю, верно ли я поступила тогда.
— Хорошо, — также тихо ответила я ей. — Если не хотите, не буду ничего говорить.
— Не надо, — сказала она.
Кто-то приподнял фифу с земли, она упиралась, не хотела вставать, потом все-таки ее подняли. Обеими руками Гога взял ее голову, бережно приоткрыл веки.
— Видишь? Говори, Ася, видишь?
Ася широко открыла глаза, воскликнула:
— Вижу! Да, вижу!
Потом закричала что есть сил:
— Дайте скорее зеркало! Она, наверно, меня изуродовала? Скажите правду, изуродовала?
— Нет, не изуродовала, — с некоторой досадой ответил Гога, должно быть, ему уже успела надоесть вся эта неожиданно приключившаяся история.
К Капочке подошел милиционер, спросил строго:
— Гражданка, прошу документы…
Не отвечая ему, даже не взглянув на него, она приблизилась к Гоге, прямо, открыто глянула ему в глаза.
— А ты ничего не понял, — сказала негромко, но в наступившей тишине каждое ее слово было ясно, отчетливо слышно. — Ничего-то ты не понял, дурачок. Я же просто попугать хотела…
Вынула из кармана пузырек из-под борной кислоты, отлила немного на руку.
— Это вода, самая обыкновенная…
— Вода? — переспросил Гога, моргая глазами. — Тогда почему же…
Она не дослушала его, повторила снова тихо, как бы с горькой, затаенной усмешкой то ли над ним, то ли над самой собой:
— Я просто попугать хотела…
Повернулась, быстро пошла куда-то на другую сторону. Никто не старался ее удержать, никто не произнес ни слова, все смотрели ей вслед, пока она не скрылась за углом.
Молодой милиционер покачал головой.
— Ну, дела…
Фифа уже окончательно пришла в себя и, вынув из кармана ватника зеркальце, наводила красоту, пудря заплаканное лицо и подмазывая губы.
— Подумайте, — снова начал Гога, обращаясь к милиционеру, почему-то ему хотелось выглядеть как можно лучше именно в глазах этого совсем еще молодого парня. — Ведь как бывает, я ее в жизни не видел, клянусь всем святым, чтобы я пропал в одну минуту, если вру, я ее впервые только что, вот здесь на улице…
— Будет врать-то, — бесцеремонно оборвала его женщина в полушубке. — «Я ее в жизни не видел», — передразнила она его, — Как же, так мы тебе и поверили!
— В самом деле, — сказал милиционер. — Вы что, знали эту женщину раньше?
— Да никогда в жизни, — Гога снова ударил себя мощным кулаком в грудь. — Клянусь, я ее в самый первый раз только что увидел…