Как Зинаида ни печалилась, а другого выхода у неё не было. Слава Богу, конечно, что у Ромуальда хорошие анализы. Благородство его тут же испарилось. И он тихо-тихо всё-таки добился, чего хотел: Стелла хочешь-не хочешь смирилась с существованием Аиды и даже через Ромуальда извинения у неё попросила за своё вторжение; Аиду он всё-таки вынудил, пользуясь её безвыходностью, занять место умственно-отсталой Хадичи. Все его мечты реализуются: Аида будет в полной изоляции сидеть с мамой, которую ни на минуту нельзя оставить одну, потому что она боится. Заработанные Аидой деньги будет получать он. Она будет в полной его власти, во всём будет зависеть от него. Зинаида даже знала, что он мечтает сам получить разрешение на её пребывание в стране и до крайнего случая не отдавать ей документы . Доступа к почтовому ящику у неё нет, ключи от него у Ромуальда, который открыто заявил ей, что её корреспонденция, как и всё остальное, должна быть под его контролем. Он и квартиру хочет получить и сдать её в аренду без ведома Аиды.
Но… Её уже вызвали на отпечатки пальцев – необходимую процедуру перед интервью в иммиграционной службе и получением разрешения на пребывание в стране. А сами документы придут через полтора – два месяца. Она поулыбалась почтальону, и он с радостью обещал ей звонить по телефону, когда будет приходить ей почта. К этому времени, надеялась она, решится вопрос с получением социальной квартиры, она знала, что контракт они должны подписывать вместе, так что Ромуальду придётся что-то новое придумывать, чтобы лишить её этой квартиры.
-Видит Бог, она хотела всё решить мирно, он вынудил её защищаться.
Это – не моё. Я должна была всё это пережить, отработать, научиться принимать всё и всех. Теперь мой принцип – не мешать никому жить, но и не позволять, чтобы мне кто-то мешал жить. А Ромуальд сам разведётся со мной: такая, какая я есть на самом деле, я ему не нужна, а такой, какой он мечтает меня сделать, я никогда не буду. Только дай мне, Бог, терпения! – думала она.
Она настолько была уверена, что у неё и у её сына всё будет хорошо, что никогда не унывала, принимала всё фокусы Ромуальда, только посмеиваясь, чем часто ставила его в тупик. Чтобы без проблем засыпать, она читала молитву за себя и своего сына, за всех своих близких – папу, маму, тётю и остальных родных, за Ромуальда, Стеллу и их родственников…
Да будет угодно, тебе, Создатель,
смилостивиться надо мной и моими близкими
и дать всем нам дни долгой и хорошей жизни,
и помнить о нас ради нашего благополучия,
ниспослать нам спасение и милосердие,
поддержать мир в домах наших,
и любовь, и радость,
здоровье и процветание,
скромность и адекватность,
сохранить своё присутствие в среде нашей
и удостоить нас того, чтобы мы воспитали детей и внуков наших
людьми умными и мудрыми,
любящими Всевышнего и боящимися Его,
людьми честными, святым семенем,
людьми, верными Всевышнему
и освещающими весь мир добрыми делами
в своём служении Творцу.
Услышь мою мольбу, ради праматерей наших,
И да не погаснет свеча наша во веки веков,
И обрати к нам свой лик,
И будем мы спасены. Аминь.
Самое интересное для неё кино – её жизнь – продолжается, а впереди – обязательно HAPPY END.
С О Б А Ч И Й Р О М А Н
Старому Ицхаку очень не нравилось семейство, которое снимало квартиру на первом этаже его небольшого трёхэтажного дома. Точнее говоря, ему не нравился Ян, глава семьи. Вроде бы взрослый уже, а реализует себя как трудновоспитуемый подросток: крутой рокер с до блеска выбритой головой и крошечной косичкой, в основании, наверное, размером в квадратный сантиметр; весь покрыт татуировкой; с кольцами и какими-то побрякушками в ушах, на бровях и других частях тела; в кожаном жилете с килограммами металлических заклёпок, значков и других украшений; в здоровенных подкованных ботинках и, конечно, на неописуемом мотоцикле, который стоил подороже среднего автомобиля. Он никогда не улыбался, вернее, он не умел улыбаться.
-От кого, интересно, он защищается этой своей смешной суровостью? – с насмешкой думал Ицхак. – Сам-то он думает, что он такой грозный!
А его жена Эва была само совершенство, полностью во вкусе Ицхака. Это из-за неё он сделал себе контору на третьем этаже этого дома. В прошлом году летом было жарко, Ян раскинул во дворике пластиковый бассейн для дочки, и в нём с удовольствием плескались и взрослые. Ицхак, который пришёл ещё раз посмотреть только что освобождённую квартиру на третьем этаже, вышел на балкончик и был просто ослеплён, когда увидел пышную, но с идеальной фигурой Эву, которая загорала, лёжа на шезлонге.
Старый Ицхак с удовольствием бы повторил «подвиг» царя Давида, который тоже увидел купающуюся Батшеву (или Вирсавию - в другой транскрипции), когда он вышел прогуляться по крыше своего дворца. Понять царя Давида можно: настоящий мужчина не может устоять перед такой женщиной, не в его власти отказаться от неё, поэтому он и послал на смерть её мужа Урию. Но, увы… Ицхак понимает: то, что для Давида подвиг, для простого смертного – преступление. Ицхак - не царь, и ему уже больше 70, и муж этой Батшевы рядом с ней делает шашлык, а не воюет за интересы Ицхака, как Урия. Что оставалось делать бедному домовладельцу?
Ещё раньше он принял решение продать этот дом по квартирам. При этом он получал доход в 4 раза больше, чем он вложил в строительство дома первоначально, сразу после приезда в страну. Люди, конечно, преувеличивают, когда говорят, что у него больше ста домов, до сотни он не дотянул, их всего 98. Он с сыновьями сделал хорошее вложение в недвижимость, а сейчас они решили всё старьё продать и построить дорогие дома с учётом современных требований и технологий.
В этом доме выставлены на продажу уже 3 квартиры, и по мере освобождения все остальные тоже будут проданы. А в этой квартире будет пока его офис или контора, что для него звучало привычнее. Почему бы не порадовать себе глаз, тем более бесплатно?
Лето и осень почти до конца октября были тёплыми, и Ицхак имел возможность понаблюдать за жизнью своей Батшевы. Утром они уезжали на автомобиле, по-видимому, на работу и возвращались только вечером. Дома на весь день оставался только пёс. В прошлом году он был ещё молодой и оставался в доме, а в этом году он весь день был во дворике. Ицхак никогда не интересовался собаками, но этот пёс ему тоже явно не нравился, как и его хозяин. Бывают ведь красивые собаки – овчарки, например, или пудели, или болонки… На этом, пожалуй, его познания о породах собак исчерпывались. Ну, ещё, может быть, таксы, которые ему не нравились, или противные слюнявые бульдоги. Этот же пёс был непонятной для него породы: тёмно-бежевого цвета, невысокий, с кривыми передними лапами, которыми он перекопал весь дворик. От скуки за целый день он умудрялся истрепать и порвать всё, что хозяева забывали или не успевали убрать: обувь, игрушки дочки хозяев, бельё с сушилки, одеяла или старые диванные подушки, которые оставляли ему как подстилки. Плюс к этому хаосу дворик к приходу семьи был загажен неимоверным количеством собачьего дерьма.
Зато пёс встречал хозяина так радостно, что ему прощалось всё. Он с разбега кидался ему на грудь, неистово лаял и визжал, с какими-то рыданиями облизывал его лицо, бритую голову, плечи – всё, что мог достать. Это было так красноречиво, что и без слов можно было понять, что он хотел выразить: как же ты мог меня оставить на целый день, когда я тебя так преданно люблю? Кто ещё любит тебя, как я? Ты же мой Бог и Царь. Наша любовь – это единственное, что нужно ценить. Что может быть замечательнее собачьей преданности?