Ицхак подозревал, что рокера Яна давно никто не любит. Про родителей ничего не было слышно, с друзьями отношения другие, а жена явно им пренебрегала. Видно, надоел он ей со своими мотоциклами, собаками, да и смотреть на постоянно недовольную физиономию было не очень приятно. По-другому он не умел показать хоть какую-то свою значимость.
Иногда он по какому-то поводу (а, может, и без повода) начинал орать и швырять во что попало всё, что попадало ему под руку. Пёс при этом лаял и с яростным рычанием кидался на кастрюли, стулья, одежду и всё остальное, что метал его хозяин, его бог. Он помогал ему реализовывать гнев и агрессию.
На Эву эти художества уже не производили никакого впечатления. Это было хорошо видно, что она его не боялась, и была уверена, что она для него неприкосновенна. Он мог по кирпичику весь дом разнести, но её пальцем не трогал. И все ругательства, которые вылетали из него, тоже были адресованы этим самым кастрюлям и стульям, которые попадали ему под руки, но не задевали её. Обычно она брала дочку и уходила. Ян ещё некоторое время бесчинствовал, грозно поглядывая на окна второго и третьего этажей, где за занавесками могли наблюдать за ним соседи, но потом приводил в порядок всё, что мог, и отправлялся за женой и дочкой.
Эва совершенно разочаровала Ицхака, когда он увидел, как она убирала дворик, чтобы иметь возможность выпустить дочку. Это неважно, что она делала чистку двора после собаки в перчатках и специальной обуви. Но она сразу из Батшевы превратилась в Женщину, Подбирающую Собачье Дерьмо. Его даже подташнивало от одной мысли, что он мог представить себе, даже чисто гипотетически, какие-то отношения с Женщиной, Подбирающей Собачье Дерьмо. Нет, он совсем не против животных, но заводить их нужно не в ущерб людям, не в ущерб собственным детям и семьям. И это уже просто издевательство над всеми – и над людьми, и над собаками, - когда животных заводят в маленьких квартирках и двориках, где людям самим-то тесно, где нет хотя бы минимального жизненного пространства ни для тех, ни для других. Так и получается, что ребенку нет чистого уголка для игр и занятий, и собаку нещадно колотят за то, что она хоть как-то реализует присущие ей инстинкты и модели поведения.
За свою долгую жизнь, интересную и, в общем, очень счастливую, он научился всё принимать, не создавать себе и другим проблем там, где их нет. Но он никак не мог понять людей, которые подменили человеческие отношения, дружеские, родственные или любовные, на общение с животными и поставили это общение на первое место.
Он невольно вспомнил своего старшего брата, Наума, с которым у него всегда были доверительные отношения и который зачастую был для него как отец. Первый его брак, заключённый традиционно, когда невесту выбирали родители, точнее мама, был очень неудачным. Для мамы определяющим критерием было обязательное условие, чтобы будущая жена сына была богатая девственница, и Наум такую жену получил. Богатство – понятие относительное, и Наума не очень-то интересовало количество «золотых» магазинов у любимого дяди жены в Антверпене, тем более Антверпен был ой как далеко от их социалистической родины. А вот к девственности прилагалось такое количество совершенно необоснованных амбиций, что это было на грани психушки. Наум с утра ещё не успевал уйти на работу, как молодая жена начинала звонить по телефону своим родственникам и рассказывать во всех подробностях о своей жизни с мужем, нимало не смущаясь тем, что он ещё дома и всё слышит. Основной и неизменной темой разговоров был её неблагодарный муж, который по своей тупости не может оценить, что она вышла за него девственницей.
С рождением дочки это стало совершенно невыносимым. Подробности семейной жизни, даже самые интимные, стали предметом пересудов её родственников, которые жили не только рядом, но и в Европе, в Америке, в Израиле. Эти люди, от нечего делать что ли, находили его родственников и знакомых и «защищали» обиженную жену: она вышла за него девственницей, а он ей по случаю чего-то там такое кольцо подарил, которое и кольцом-то назвать нельзя.
Ну, а как дочкой шантажировали, спекулировали, ни в сказке сказать, ни пером описать. На фоне его любви к дочери, жена особенно чувствовала себя обделённой его вниманием, тем более, что из-за её фокусов во время беременности он вообще не имел с ней сексуальных отношений. Сначала она хотела этим поманипулировать, а потом он уже не мог себя заставить спать с ней. Вот уж она дала себе волю! Фашист, импотент, скотина, козёл вонючий – только так она называла его в телефонных разговорах и во время скандалов и разборок, которые она умудрялась устраивать каждый день. Это мягко сказано – называла. Она истерично кричала, объявляла об этом всем друзьям и знакомым, которые, кстати сказать, давно уже знали, что этот «импотент» не пропускает ни одной женщины, которая его добивается. Пока у него не было серьёзных отношений ни с кем, он терпел свою жену со всеми её скандалами ради дочери. Страшно было оставлять дочку в этом дурдоме – только так теперь воспринимал он свой дом, свою семью. Когда она исчерпала всё, что могла, чтобы поставить его на колени, и не добилась, чего хотела, она забрала дочку и ушла к маме. Сделано это было только для того, чтобы он прибежал, уговаривал, обещал, в общем, стал таким, каким, по её представлениям, должен быть муж, который оценил счастье получить в жёны девственницу.
А он даже не позвонил! Через два-три дня она стала доставать его. Сначала она пыталась объяснить, почему она ушла. Наум молча её выслушал, и, как ни болела его душа по дочери, спокойно сказал ей:
-Это твоё решение, мне ничего не остаётся, как принять его.
В другой раз она стала говорить, какой он подлец и негодяй, и стала требовать деньги на содержание дочери - в размере пяти среднемесячных официальных зарплат. Почему-то именно столько она сама определила. Наум только радовался, что она с самого начала совместной жизни повела себя так, что он не рискнул посвятить её в свои финансовые дела, поэтому сейчас она представления не имела, насколько он богат, и не могла использовать возможности шантажировать его этим. Он с назначенной ею суммой денег для дочери согласился, а когда спросил её, какого числа ежемесячно она хотела бы, чтобы его шофёр привозил ей деньги под расписку, она бросила трубку. «Телефон кусает от злости, наверное», - невесело подумал он.
Потом она стала доставать его придуманными болезнями и проблемами дочери. Она звонила целыми днями:
-У Беллочки температура.
-Беллочка три дня не писала и не какала ни дома, ни в детском саду.
-Беллочка так по тебе скучает, что уже несколько ночей не спит.
-В ванне кран поломался, мама не может её искупать.
Каждый раз Наум спрашивал, что он должен делать для решения этих проблем, и жена тут же переходила на обвинение его во всех смертных грехах, проклинала не только его, но и Бога, который дал ей такое несчастье - иметь неблагодарного мужа. Прошло достаточно много времени, пока она поняла, что и этим всем она его не достанет: он присылал педиатра, сантехника, своего брата, шофёра, но не являлся сам.
Наконец-то до неё дошло, что с ним нужно разговаривать по-другому. Она поняла, что ни папа, ни мама, никто другой мужа не заменит. Можно жить в любви, внимании, сочувствии огромного количества родственников, но это никак не компенсирует отношений со своим мужчиной, со своей половиной, со своим любимым. Они сделали попытку ради дочери снова начать семейную жизнь, но Наум не мог себя заставить захотеть её как женщину, а у неё не хватило терпения, а скорее всего ума, стать другой, желанной для него. Они снова разбежались. Он оставил ей квартиру, общался раз-два в неделю с дочерью, делал для них всё, что было необходимо, и на этом точка.