Алексей Петрович человек бывалый, еще с Симеоном Гордым ходил в Орду, знал об этих шутках. Это они для устрашения, попугать и поозоровать и пограбить не прочь, если не иметь опасной грамоты и пайцзы. Тысяцкий поднял золотую дощечку со скрещенными стрелами. У ордынцев глаза зоркие, угадали ее издали. Не замедляя бега коней, прошли мимо и повернули назад.
Княжеский поезд перевалил через изволок. На просторном придонском лугу разбросаны юрты, повозки, бродили табуны коней, из юрт повыскакивали детишки, свистели и кричали, охочие безнаказанно подразнить взрослых. Ордынцы на конях окинули полумесяцем поезд, а навстречу по дороге на золотистом аргамаке, и по масти коня можно узнать темника, ехал невысокий сухопарый всадник.
Князь Иван и темник Мамай встретились. Ни тот ни другой друг о друге не слышали. Ивану под тридцать, Мамаю едва за двадцать.
— Кто ты и зачем идешь к великому хану? — спросил Мамай.
— Я сын великого князя владимирского Ивана Даниловича, а иду к великому хану просить ярлык на великое княжение. Счастлив встретить великого богатура в степи и поклониться своими дарами!
Иван сделал знак своему тысяцкому, Алексей Петрович понял князя: зятя ханского надобно почтить по-княжески. Везли золоченые доспехи в подарок великому хану. Великому хану и без того много подарков, надобно отдать их зятю. Изготовили доспехи италийские мастера, а привезли их на московский торг гости сурожане. Симеон купил, ныне пригодились. Блистали стальные наборы, на панцире выгравированы два рыцаря, ударившиеся в копья. Шлем без шишака, два бычьих рога над ним.
Мамай шагнул навстречу оруженосцам, желтые его глаза сверкнули, губы ощерились в улыбке. Оруженосцы облекли его в золоченую броню. Мамай надел шлем и вскочил в седло. Красив богатур. Конь заиграл под ним.
— Орлу нужны могучие крылья! — молвил князь.
— Помни! — возвысив голос, произнес Мамай.— Сделал ты дорогой для богатура подарок. Никто не вечен на этой земле, и когда сменится великий хан, да продлит Аллах и продлят ваши христианские боги его жизнь, и придет его сын на престол, ты будешь иметь в моем лице могучего друга! Есть у хана любимый сын Бердибек, у Бердибека есть любимая дочь, она моя хатунь.
8Когда Джучи, любимый сын Чингисхана, начальствующий над всеми его войсками, двинутыми на завоевание земель вокруг Аральского и Каспийского морей и половецких степей, увидел заливные приволжские и придонские степи, высокие и тучные травы, вдохнул степного, насыщенного травяным ароматом воздуха, увидел реки и речки, он сказал, что во всем мире нельзя найти земли приятнее, воздуха чище, воды слаще, а пастбищ обширнее.
Джучи решил, что от Яика и до Дона, от Дона и до Днепра все земли должны войти в его улус. Он с досадой говорил своим близким:
— Мой отец требует, чтобы мы завоевали весь мир. Он сошел с ума. Мы разорили и разрушили много царств, истребили много людей, но я знаю, что лучшей земли для наших лошадей, для наших стад, для наших юрт мы не найдем! Возьмем эту землю и будем жить на ней!
Чагатай, брат Джучи, держал возле него своих соглядатаев. Они донесли на Джучи. Чингисхан послал доверенных лиц, и они переломили хребет его сыну.
Править улусом досталось Батыю, сыну Джучи и внуку Чингисхана. Батый разорил Русь, сходил в поход в Европу, вернулся и в низовьях Волги построил себе город Сарай. И стал тот город называться Сарай-Бату. Сын Батыя, хан Берке, построил еще один Сарай, и его назвали Сарай-Берке. С той поры стольным городом ханов стал Сарай-Берке. В Сарай свозили камни из всех разрушенных городов в междуречье Сырдарьи и Аму-дарьи, камни Хорезма и Самарканда, камни Тевриза и Дербента. Из камней, отесанных руками искусных ремесленников древности, возводили дворцы и стены вокруг города.
Со временем далекие земли за Яиком выпали из-под власти ханов в Сарае, за Яиком создалась своя Орда, и назвали ее Синей Ордой.
Сарайские ханы не смирились с мыслью, что улус Джучи распался, поэтому свою Орду они называли Большой Ордой, или Ордой Белой. На Руси сараевскую Орду называли Волжской Ордой, а Синюю Орду — Ордой Заяицкой.
Как когда-то хазарский город Итиль стоял непроходимым препятствием для большой торговли между дальним югом и севером, между Каспием и Варяжским морем, между городами Варяжского моря и государствами на юг от Каспия, так ныне встал Сарай и снимал огромную тамгу с торговых гостей или грабил торговые караваны. То была смертная застава для торговли, и только те купцы, что платили высокую тамгу ордынским ханам, получали право на торговлю по всем землям, что связала в один узел великая река Волга.
Чингисхан и его сыновья ограбили все самые богатые города в Азии, разграбили несметные богатства Багдада и халифов, хорезмийские города, города империи Хань, города Индии, русские города, собрали у себя все богатства неоглядных земель, согнали пленных и превратили их в своих рабов, но городской жизни не возлюбили и кочевали по-прежнему по пастбищам, как в далекие годы юности Чингисхана, когда он назывался еще Тему-чином.
Ничего не изменилось и при внуках и правнуках Чингисхана. Ханы Большой Орды в Сарае только зимовали, с первых же дней, как начинала зеленеть в степи трава, уходили на кочевья. В Сарае оставался векиль ханского дворца, правитель Орды в отсутствие хана. В Сарай съезжались купцы с товарами со всех стран, шумел, гремел базар на берегу Волги, удивляя товарами со всего мира. Имея все, что нужно, все, чем загорится жадный взор, ордынцы не занимались ремеслами, они не ковали оружие, не имели рудознатцев, а все отнимали или покупали. Ханы жадно собирали золото, серебро, меха. Все вокруг было ограблено, грабить больше некого, грабить Европу было боязно, ибо оставалась всегда за спиной опасная Русь. Сколь ее ни грабили, сколь ни жгли, сколь ни топтали, а все время теплился, не угасал в ней огонь ненависти к Орде. Ханы знали, что лишь только ослабят догляд за Русью, когда пойдут на Европу, то поднимется Русь, и тогда конец властелинам мира.
Хан Большой Орды Джанибек, когда умер его отец Узбек-хан, убил своего старшего брата Танибека и взял власть. Казалось бы, все оставалось прежним, все, как и при отце. Тот же почет, как земному богу, так же не только воины, не только нойоны, но и эмиры падали ниц, едва завидев лицо хана, так же, когда проезжал городскими улицами, падали на колени ордынцы, а пришлые ложились в прах, так же по мановению руки любому повинному ломали хребет, так же неоглядны были тумены, когда снимались с кочевий и двигались в степь. Из улуса Хулагу шли проповедники и прославляли имя хана Большой Орды, зазывая его в южные страны утвердить и там такую же власть. Все так же, но и не так. Джанибек все время ощущал какую-то слабость, недоговоренность, что-то надломилось в Орде. Он хотел повернуть жизнь, а она не слушалась. Эмиры на коленях слушали его слова, со всем соглашались, но все делали по-своему. Это как круги на воде после брошенного камня. Сразу идут сильные волны, но чем дальше, тем слабее. Джанибеку не дано было оценить, что Субудай и Джебе, а потом и Батый пришли на Русь в удачный для них момент, а ныне соотношение сил на весах истории почти незримо, но изменялось.
Русь родилась на Днепровской равнине со стольным городом Киевом не для завоевательных походов, ее люди хотели распахивать землю, выращивать хлеб, добывать в лесах зверя, в водах рыбу, продавать изделия своих умельцев по всей земле. Русь добывала свое состояние в неустанном труде, вырывая землю под пашни из могучих корневых лап северных лесов. Что выжег, что вырвал у леса, то и твое. Суровая зима на Днепре, и еще выше по Десне, на Ильмень-озере, на Волхове, по Оке и по Волге, на озерах над Клязьмой трескучие морозы заставляли думать о жилище, о топливе, об очаге с неугасающим огнем. Дерево теплее камня, поэтому русские города вырастали деревянными. Дерево не только теплее, оно дышит, сосны щедро отдают человеку накопленное ими солнце.
Русскому человеку — землепашцу не нужна была быстроходная лошадь, как кемерийцу, скифу, хазару или печенегу. Русская лошадка была сильной, выносливой, она корчевала пни, волокла за собой соху, перевозила тяжести по бесконечным зимним дорогам русской земли.