Ослябя сражался рядом с князем, он никому не давал приступить к князю справа, Капуста оберегал князя с левой руки.
На Ослябю охотились. Уже несколько степных богатуров Арапши пытались его свалить, но пали от топора русского витязя. Тогда ордынцы расступились и осыпали Ослябю стрелами. Убили под ним коня и облили стрелами, когда он пытался встать.
Как только пал Ослябя, к князю прорвались пятеро ордынцев. Он свалил топором того, кто бросился с лица, отразил топором удар сабли. Удар топора по рукоятке сабли вырвал ордынцу руку из плеча. Один удар ордынца достал князя. Сабля скользнула по шлему и упала на плечо, на мгновение осушив руку Дмитрию. Но тут вывернулся на левую сторону Капуста и рассек топором ордынца. Ордынца рассек, но неудачно повернулся спиной к нападающим. На него сразу обрушились два удара. Пал и Капуста. Стрела, пущенная Мостырем, сразила ордынца, что замахнулся для второго удара по князю. Телохранители успели подскочить к князю и оттеснили ордынцев.
Князь и Мостырь вырвались из смятни и, оторвавшись от преследователей, остановились на берегу Непрядвы. Поле для засадного полка очистилось. Дмитрий и его гридни собирали витязей. Немногие смогли к ним пробиться, а те, что смогли, спешились и пешим строем отбивались от конных. Не отбились бы...
Загудела земля от тяжелого скока отяжеленных броней коней, отяжеленных закованными в доспехи всадниками. Молча, а оттого и страшно ударили они в правый фланг ордынского прорыва, ударили по массе и, опрокидывая ордынцев, будто бы железной стеной покатили их на копья устюжского полка. Пеший устюжский полк двинулся навстречу ордынцам.
Всадники, закованные в броню, наносили удар наискось, прошив первые толпы ордынцев, сделали доворот и, сомкнув ряды, прорезали ордынцев, ввергающихся в горловину меж устюжанами и дубравой.
Вторая лава кованого московского полка сметала ордынцев на подступах к Непрядве, загоняя их навстречу Дмитрию Ольгердовичу.
Арапша мгновенно оценил то, что произошло. Орда попала в засаду. Он повернул свои сотни в спину русской пешей рати, развернул их пробиться насквозь из мешка. Единственно правильное и возможное решение. Но он забыл о стрелках, думая, что и они втянуты в бой пеших. И лишь только его сотни оторвались от русов и распластались в намете, устремляясь в спину Большого полка, как залп железных стрел рванул воздух. Один и тут же второй залп. Четыре тысячи железных стрел вытянутых полумесяцем стрелков. Арапшу пронзили три стрелы, его коня — две стрелы. Падая, он даже не увидел неба. Стрелы били как копья.
Андрей Ольгердович без знака Боброка понял, что и ему пора. Он двинул кованую рать полка правой руки на левое крыло ордынской конницы.
Тимофей Васильевич Вельяминов, воевода Большого полка, двинул пеших копейщиков вперед. Переступив через тела убитых, копейщики давили на ордынцев, не допуская ни одного до рукопашного боя.
Но и копьем сдвинуть массу обезумевших от ярости людей не так-то легко. Копья кололи, все время находя себе цель, кололи и мертвых, ибо мертвому некуда упасть, прижатому к копьям давлением живых сзади. Ярость бессильна против копий в восемнадцать локтей в длину. И если ордынец хватался за конец одного копья, то тут же его поражало другое копье. Это уже был не бой, это была не рукопашная, это железо давило человеческую плоть, пронзало ее, рвало на части, а сдвинуть не могло.
Дмитрий пробивался навстречу Дмитрию Ольгердовичу. Безумна сеча вокруг. Они прорубались пешими сквозь конную массу. Быть бы Дмитрию изрубленным, если бы ордынцев не сдавили так тесно, что и сабли не поднять. Оглушили ударом по шлему Дмитрия. Гридни затиснули его в свои ряды. И вот они, псковичи, пробили ордынское месиво. Дмитрию подвели пятого по счету коня. Он взобрался в седло. Притупился его меч. Дмитрий отстегнул топор, обернул руку паворозою и рубил топором.
Обтекая пеший строй ордынцев, в спину им зашли всадники московской дружины и, сдавливая фланги, свертывали их строй перед Большим полком.
Боброк тяжело дышал. Слезы неудержимо бежали из глаз. Он положил левую руку на плечо отроку Андрею, крестнику великого князя, и губы его шептали: