Выбрать главу

Русскому человеку — землепашцу не нужна была быстроходная лошадь, как кемерийцу, скифу, хазару или печенегу. Русская лошадка была сильной, выносливой, она корчевала пни, волокла за собой соху, перевозила тяжести по бесконечным зимним дорогам русской земли.

Рожденный для мирного труда русский человек был окружен с колыбели беспокойными соседями. Степь непрестанно выбрасывала на днепровские и волжско-окские просторы кочевые племена, землепашец одной рукой налегал на поручни сохи, а другую руку держал на рукоятке меча, чтобы всегда быть готовым отбить грабительский набег с юга. Тысячи, десятки и сотни тысяч людей, не сговариваясь, согласились на том, что от кочевой напасти может спасти только сильная власть. Так родилось Киевское государство. Его первые князья Олег, Игорь, Ольга, Святослав, Владимир, Ярослав Мудрый поняли стремление русских людей отстоять свой труд и сумели выполнить то, к чему их призвали. Печенеги были усмирены, Владимир Мономах усмирил половцев, Европа наслаждалась благоденствием за русским щитом.

За валами южной обороны, за засеками, за линией степных острогов росли и богатели русские города, державшаяся власть Киева становилась им в тягость. Князья сводили на бой свои дружины за киевский стол, бились за Киев, наводили даже и половцев друг на друга, но черным людям эти княжеские усобицы были в тягость, но остановить их не находилось силы: черные люди не вмешивались в усобицы, лишь бы не касались они города и землепашцев. Идея создания единой и сильной власти угасла и долго еще возникала, пока на далеком севере, вдали от Киева, не родилась вновь, ибо к этому времени города, окрепнув, заглядывали уже в дальние земли, торговля звала в иные страны, а для этого нужна была сила, а сила могла быть только в единовластии. Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский потрудились над созданием могучего владимирского княжения. Князь Всеволод Большое Гнездо имел силу государя. Всеволод Большое Гнездо сумел понять движение всех русских городов к единству, но довершить начатое осталось в наследство его сыновьям. Не так-то легко разобщенность превращалась в общность, князья упирались, не желая терять власть над своим уделом. Вот в такой момент и хлынули полчища Батыя на Русь, сохраняя в своих рядах то единство, которое было создано зародившимся движением племен в далеких степях на Востоке.

Тянулись годы, десятилетия. Ордынское разорение на сотню лет приостановило развитие городов, ремесел, торговлю и землепашество, но русские люди не замерли, не оцепенели. Жизнь шла, как идет не прекращаясь и подо льдом в русских реках — невидимая, замедленная, но не угасающая. Настала пора, когда каждый русский понял, что надо соединяться, каких бы это трудностей ни стоило, а единство преодолеет Орду. То, что уронил сын Всеволода Большое Гнездо, князь владимирский Юрий Всеволодович, то, что было выбито из его холодеющих рук ордынской саблей на Сити, поднял сто лет спустя Иван Калита. Иван Калита понял, что его личные устремления установить власть над всей Северной Русью находят поддержку среди черных людей, среди торговых людей, в немалой части боярства, что эта сила одолеет его князей-соперников. Эта сила привела к нему в Москву и митрополита Петра.

Слабость, что ощущал Джанибек при все видимости той же власти, точнее, форм той же власти, которой обладал и его отец, не была мнительностью. Это тоже была работа времени. Разбогатев во время грабительских походов, эмиры и темники давно уже почувствовали тягость своей зависимости от хана. Теперь, когда не было больших походов, ханская власть казалась досадливой обузой. Каждый эмир рвался считать себя неограниченным властелином на своих землях. В роде Чингисхана начались неустройства, потекла вражда между его прямыми потомками. Сначала было всего лишь несколько сыновей, у сыновей родились свои сыновья, чингизиды размножились сотнями, и каждый из них претендовал на титул хана, а получал этот титул один. У Чингисхана все были равны, и эмиры и воины в походах, каждый был сам себе господином, и все вместе подчинялись равно хану и джихангиру. Чингисхан делил добычу между эмирами, нойонами и воинами лишь в различной доле, но в доле были все. В мирное время такое подчинение сковывало руки эмирам. В мирное время эмиры не желали делить пастбища с рядовыми воинами и, пользуясь силой, отнимали у воинов земли. Ханская власть, военная власть, им мешала.