— Двигайся вот так, — прошептал он и потянул ее на себя. Потом от себя.
И она опять поняла. И стала двигаться сама, так, что он только помогал ей. Она оказалась как бы активной стороной. Собственно, почему «как бы»? Наташа жарко, прерывисто дышала, она охнула раз, другой. Сашка снова поймал губами сосок ее обнаженной груди. Стал жадно целовать его. Обеими руками он нетерпеливо притягивал к себе ее попку. Притягивал и отодвигал. Притягивал и отодвигал. Ему было невообразимо хорошо. Наташа застонала. И Сашка понял, что она кончает. Он вошел в нее полностью, насколько смог.
Девушка напряглась, задрожала в его руках и громко вскрикнула.
Сашке показалось, что земля закачалась. Потому что в эту минуту он стал спускать. Он не смог сдержаться и страстно, горячечно зашептал:
— Наташа, Наташенька! Я кончаю. Милая, я кончаю.
Чуть погодя, когда они пришли в себя, Сашка, все также жадно притягивая ее к себе, тихо спросил: «Тебе было хорошо, любимая? Скажи мне. Скажи».
— Да, — ответила она едва слышно.
— Тебе понравилось? — снова спросил он.
— Да. Не думала, что так будет.
— Как?
— Что я так взлечу.
— Ты ведь кончила, правда?
— Да, правда. Это и есть оргазм?
— Да. Но ты ведь и раньше ощущала такое. Ну, когда я трогал тебя пальцами.
— Нет, это нельзя сравнивать.
— Видишь, а ты не хотела.
— Это ты виноват.
— В чем?
— Ты ввел меня в этот мир.
— И ты считаешь, что я виноват?
— Конечно. Останься я девушкой, откуда бы я про это узнала.
— Наташ…
— Что?
— Знаешь, что? — спросил он тычась носом в ее ухо.
— Что? Щекотно! — хихикнула она.
— Ты у меня первая.
— Я знаю.
«Откуда ты знаешь? Я имел в виду — первая девственница», — подумал Сашка.
Но спросил проще:
— Почему?
— Ты… Ты очень долго возился со мной.
— Извини.
— Я не это имела ввиду. Не сердись.
— Я не сержусь.
— Просто если бы у тебя уже был бы опыт, то ты бы действовал иначе. Я даже не знаю, как сказать. Изощреннее, что ли. Я бы это ощутила.
— Мне очень хотелось, чтоб ты стала моей, но я, честно сказать, боялся. За тебя.
— За меня?
— Ну да. За тебя. Я ведь знал, что ты еще ни с кем. Я боялся показаться тебе грубым. Боялся даже того, что будет много крови. Боялся, что ты расскажешь все матери. Боялся, что ты залетишь. Боялся, что у меня не получится. Тем более, что такое у нас с тобой уже несколько раз было. Я всего боялся.
— Сашенька мой. Давай поцелуемся. Теперь ты мой, а я твоя.
Глава 18
Шестого июня братан поехал в пионерлагерь.
Учебный год был завершен. Девчонки радостно сбросили свои школьные формы и стали носить легкие летние одежды. Сквозь тонкие блузки обольстительно просвечивались лифчики, но многие девочки пренебрегали этим предметом дамского туалета, и пацаны не могли отвести глаз от темных сосков, которые туго натягивали полупрозрачную ткань. А юбки! О, эти летние юбки! Немыслимо короткие, они, по моде, еще и расширялись к низу, и, будучи сшиты из какой-то совершенно невесомой ткани, они были так послушны даже легкому дуновению ветра, резкому движению их обладательниц…
Пацаны изнемогали от неудовлетворенного желания.
Хорошо было тем, у кого имелась подружка. Конечно, о полной близости многие только мечтали, но даже то, что темным жарким вечером можно было увлечь девочку то ли к речке, то ли в парк и там целоваться до одури, жадно трогая ее упругую грудь, скользя ладонью вниз по тугому животу, коснуться раз, другой заветного местечка, сдвинуть кверху ее короткую юбочку, погладить крепкие бедра, сунуть ладонь под резинку тонких трусиков, получить за это по морде, а там хоть не вставай солнышко, завтра будет новый день, будем снова ждать вечера, глядишь, повезет чуть больше.
Сашке было легче. У него была Наташа.
Лето вступало в свои права, и уже можно было ходить на речку и к морю.
Мать весь день была на работе, но, странное дело, Сашка с Наташей не пользовались тем, что дома никого нет. Они встречались вечерами и шли к своей скамейке во дворе школы. Ритуал их свиданий был словно расписан заранее.
Еще несколько вечеров подряд скамейка служила приютом для их любви.
Причем в один из вечеров Наташа совершенно ошарашила Сашку.
Они сели на скамейку. Стали целоваться. Сашка потянул ее к себе на колени. И когда его горячая ладонь скользнула вверх, под ее юбку, то он оторопел. Несколько мгновений он непонимающе смотрел в Наташино лицо. И не двигался.