Но… не успел.
Почти сразу я наткнулся на сбитых с ног конвоиров. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стоял чоновец. У него было потерянное лицо, он не понимал, что надо делать: Семёнов убегал от нас в толпу, а стрелять отсюда не представлялось возможным: поневоле зацепишь кого-то из мирняка.
Ещё несколько секунд, и гадёныш скроется из виду.
– Дай винтовку! – Я выдернул из рук чоновца оружие, вскинул и взял спину Семёнова на мушку.
И в ту же секунду полная высокая женщина заслонила его от меня. Я даже застонал с досады. Сейчас я как никто понимал Жеглова, на глазах которого уходил бандит.
И почти сразу пришло осознание того, что надо сделать.
– Публика, ложись! – заорал я что было сил.
Крик подействовал. Видимо, народ попался привычный к такого рода вещам. Мужики вообще в подавляющем большинстве служили и привыкли исполнять команды.
Люди стали падать на землю, кто где был.
И только Семёнов отчаянно удирал.
– Врёшь, сука! Не уйдёшь! – Я нажал на спусковой крючок.
Пуля настигла бандита на бегу, сбила с ног, толкнула лицом вниз.
Когда я подбежал к нему, стало ясно: Семёнов умирал. Но на его лице появилась странная ухмылка:
– Не врала цыганка… На свободе кончаюсь.
– Подыхаешь, – сказал я, склоняясь над ним. – И смерть у тебя отнюдь не человеческая. Подыхаешь в грязи и дерьме, как последняя сволочь!
Кто-то подбежал ко мне сзади, потрогал за плечо.
– Товарищ, всё в порядке? – задыхаясь от волнения, спросил он.
– В полном порядке. – усмехнулся я. – Ликвидация ещё одной гадины прошла успешно. Можно с чистой совестью ехать в Москву.