— Здрасьте, тетенька, — поздоровался Богдан. — Между прочим, нехорошо в чужое жилище без приглашения заходить. Вы кто?
— Да неужто вы меня не узнали, Иван Васильевич? — изумилась Прянишникова. — Видимо, на роду мне написано богатой быть.
— Эмма Павловна? — обалдел от неожиданности Перетрусов. — Так вы не…
— Не парализованная квашня? Нет, конечно, нет. Просто мужчины гораздо снисходительнее к разбитой горем и апоплексией старухе, чем к бодрой и умной женщине. Я не собираюсь разочаровывать мужчин.
— Зачем вы пришли?
— Все очень просто, Иван Васильевич. Федор передал мне ваше сообщение и очень расстроил.
— А уж как вы меня расстроили, Эмма Павловна. Я думал, вы мне доверяете, а вместо этого… наверное, Федор вам рассказал, что произошло?
— Поверьте, Иван Васильевич, я и знать не могла, что за проверку он вам устроит! — порывисто сказала Прянишникова. — Это ужасно, я не знаю, чем смогу компенсировать ваши душевные страдания…
— Ни за что не поверю, Эмма Павловна. Вы меня разочаровали. Никак не ожидал, что такая умная женщина прибегает к таким низким методам.
— Полноте, Иван Васильевич. Федор рассказал, что вели вы себя куда как хладнокровно, и он понял, что вам это не впервой.
— Просто у вашего Федора мозгов не больше, чем в моем «моссберге». Он весь в крови был и даже не обратил внимания на это. Зачем вы связались с этими мокрушниками, вы же умнее всех, о ком я слышал!
— Сейчас тяжелые времена, мне нужна защита.
Богдан сел на табурет.
— Вы ведь не прощения просить пришли?
— Вы меня заинтересовали. И Федору понравились. Я готова иметь с вами дело и хочу, чтобы мы позабыли об этом недоразумении.
— Договорились, забыли.
— Когда вы будете готовы к обмену?
— Я уже готов.
— Вот как? Я в вас не ошибалась. Так ваш товар…
— Три бочки спирта. И меловые таблетки.
Эмма Павловна расхохоталась:
— А вы шутник, Иван Васильевич.
— Я не шучу, Эмма Павловна. Я меняю три бочки спирта и меловые таблетки на вашу гречку. Таковы мои условия. Мне кажется, я имею право на неустойку за ту безобразную историю, в которую вы меня втравили?
— Вы немного забываетесь.
— Эмма Павловна, вы у меня в комнате, вошли сюда без моего разрешения и приглашения, я буду в состоянии объяснить происхождение вашего трупа. У меня и свидетель имеется. И на этом мы расстанемся. Я был заинтересован в сотрудничестве с вами до тех пор, пока вы не поступили как… нет у меня приличных слов для этого. Я вам предложил вполне приемлемые условия: из трех бочек спирта можно сделать восемь бочек водки, а если разлить ее по бутылкам, то получится… в общем, смотря в какие бутылки разольете. Таблетки можно продавать вообще как любое лекарство, с вашими талантами два мешка этих таблеток можно превратить в состав гречки. Соглашайтесь или проваливайте ко всем чертям, я уже хочу спать.
Эмма Павловна сказала:
— Определенно, я не ошиблась, когда назвала вас Грозным. Ваши требования и резоны нахожу приемлемыми, считайте, что сделка состоялась. Также я полагаю, что наше недоразумение тоже разрешилось к обоюдному удовольствию. Товар заберете вот отсюда…
Эмма Павловна протянула Богдану клочок бумажки с адресом.
— Кстати, у меня тут подвязочка одна образовалась… — сказал Богдан. — Есть весьма любопытный вариантик.
— Обсудим через неделю. Место?
— Предлагаю Эрмитаж.
Прянишникова изумилась:
— Эрмитаж?
— Там во внутреннем дворе можно пройтись и поговорить.
— Хорошо. В час дня.
— В час дня.
— Спокойной ночи.
— И вам того же.
Все, рыба заглотила наживку.
1920 год. Май.
Они столкнулись случайно, опять в Эрмитаже, но по причине пошлейшей и доставившей неудобство обоим. Первого мая всех сотрудников петроградской милиции в обязательном порядке вывезли на экскурсию в музей Революции.
Несмотря на то что экскурсовод из кожи вон лез, чтобы рассказать всем об истории Октябрьского переворота, большинство скучало и жалело, что если уж в кино не повели, то могли какой-нибудь египетский зал показать. Революция еще слишком свежа была в памяти, и каждый способен рассказать экскурсоводу раз в десять больше, чем этот парнишка мог знать.
Курбанхаджимамедов, стоявший ближе всех к выходу, начал потихоньку пятиться и вдруг на кого-то наступил. Он резко обернулся и практически уткнулся носом в чей-то седой затылок.