Многим я обязан и своей супруге, Ольге, брак с которой всё же распался – не столько из-за слабости наших отношений, с ними всё было нормально, а в силу обстоятельств, которые наложила моя «работа». Мне кажется, я бы нашёл в себе силы сопротивляться любому чувству, если бы был рядом с ней, но после смерти матери мы провели вместе лишь несколько дней. Душевное тепло, глубокая озабоченность моим замкнутым состоянием помогали ей найти подходы для исправления моего, чрезмерно углублённого в себя настроения. Молодость, физиология, тяга к красивой женщине брали своё. Я, потихонечку начал оттаивать, и уже через несколько дней был в состоянии бороться с одолевавшим меня недугом, но вместо благодарности я вновь уехал, и в этот раз надолго. Так постепенно происходило наше разъединение, она крепилась, терпела, на руках с малолетним сыном, в одиночестве, пусть и благополучном, в достатке, но всё же одиночестве. По всей видимости, настал момент, когда желание общаться и внимание мужчин пробило сначала небольшую, а потом уже достаточную брешь, позволившую принять ухаживания другого… Но это случилось гораздо позже, после двух лет моего исчезновения, которое могло произвести и произвело впечатление исчезновения без вести, а то и смерти. Кроме ежемесячной суммы, пожимания плеч от людей, передававших деньги, на вопрос: «Жив он хоть, или нет?» – ничего не было. Так что в этой ситуации я склонен винить себя и только себя.
Позади было многое, и Квантришвилли, и случайная гибель посторонней девочки, о чем я узнал только в день ареста, и покушение в лифте с помощью управляемого взрыва, и выстрел в одного из лидеров «измайловских», чудом оставшегося в живых при точном попадании… Был арестован и освобождён за миллион долларов Григорий, он пробудет месяц в Москве и переберётся в Киев, где я наконец «достану» его через три месяца. Да и сам я еле ушёл из засады, уже практически будучи в руках милиции, и только реакция и сообразительность помогли мне остаться на воле. Странное совпадение: днём раньше попытались арестовать обложенного со всех сторон Солоника – он ушёл «на легках» через соседний балкон квартиры, которую тоже снимал. Мы ещё не были знакомы, но много слышали друг о друге.
Через месяц после похорон мамы пришлось спасать свою сестрёнку от, в общем-то, неплохого парня из «краснопресненских» бандюков, правда, кажется, с расшатанной психикой – он позволил себе избивать 17-летнюю девушку, при этом, с детства изучавший единоборства, ни силу ударов, ни точки их нанесения не рассчитывал. Пытаясь решить всё миром, сестрёнку я спрятал на снятой для этого квартире, запретив покидать убежище, звонить куда-либо и, тем более, выходить. Привёз я её туда от нашей замечательной бабушки Манефы, редкого по прозорливости и увлечениям человека – достаточно сказать, что в свои годы она была секретарём женского общества рыболовов-спортсменов и редко ошибалась в своих мыслях на будущее, как и в людях вообще. Не ошиблась и в этот раз. Позвонила мне и требовательным тоном, чуть ли не приказала мчаться к ней. Испугавшись за её здоровье, через полчаса я звонил в дверь. Удивлению моему не было предела, а взбешённое состояние поднялось до точки кипения за секунду. Не знаю, что нужно было делать с человеком, что бы придать юной гладкой и шелковистой коже, почти по всему телу, такой лиловый оттенок. Принимать решение нужно было сразу, что я и сделал. Но, естественно, не кардинальное. Пока определил её в «золотую клетку», надеясь сначала выяснить, а потом «разрулить» ситуацию с шурином. Разрулил…
Увещевания мои не помогали, он пугал жён моих друзей, кидался на меня прилюдно, даже попытавшись, якобы в шутку, в машине придушить меня. Разумеется, это я списал на неудачный юмор, но уже напрягся на полную катушку. Последней каплей была ситуация, когда мы с женой и маленьким сыном возвращались в только что приобретённую путём обмена с Гришиной матерью квартиру с новым ремонтом. Находилась она на втором этаже. Ещё при выходе из машины я заметил какое-то шевеление в окне лестничной клетки между вторым и третьим этажами. Остановил семейство у багажника вишнёвой «Нивы», а сам, закрывшись машиной, быстро разобрал вынутый магнитофон Clarion, работавший только как радио, поэтому не вызывавший ни у кого и никогда подозрений, извлёк оттуда пистолет, снял с предохранителя, но патрон в патронник досылать не стал и, немного осмотревшись и подумав, держа его в кармане, сказал жене сыну, стараясь их не волновать, что пойду первый, а они следом, в отдалении, конечно не объясняя, что это на случай стрельбы, чтобы их не зацепили. Зайдя в подъезд, шумя и топая, пока не видели отставшие супруга и чадо, передёрнул затворную раму и с лязгом отпустил её, досылая патрон в патронник, с предупреждением в слух, что буду стрелять, не задумываясь, в надежде, что знакомый звук заставит поостеречься людей, как мне казалось, что-то замышляющих именно против меня. Интуиция не ошиблась. Я продвигался пешком ко второму этажу, держа пистолет обеими руками перед собой, дошёл до лифтовой камеры и явно услышал топот ног, убегающих на верхние этажи людей, как минимум, трёх человек…