— Вас понял. Мы в шестидесяти градусах справа от вас, тремя километрами ниже.
Летчик смог заметить нас только спустя несколько секунд. В общей сложности мы провели пять симуляций боестолкновений. Из них в трех случаях Гадюке Два-Два не удавалось нас увидеть, то есть он не мог засечь нашу метку на радаре, чтобы «выпустить» ракету либо установить визуальный контакт и открыть по нам условный пулеметно-пушечный огонь. Я расценивал это как победу, даже несмотря на то что не представлял никакой угрозы для передового реактивного истребителя.
После полета я тщательно зафиксировал в блокноте полученные новые знания, чтобы использовать их при составлении справочника по тактике. Пяти боестолкновений, конечно, недостаточно, чтобы разработать правильную тактику боя, но, по крайней мере, Школе вооружений ВВС на авиабазе Неллис я дал достаточно материала для проведения дальнейших, более детальных испытаний.
Это было мое последнее испытание. Я хорошо себя проявил во время финальных проверок и получил высшую оценку на летном экзамене. Отныне с точки зрения ВВС я был пилотом БПЛА. Когда я выходил из комнаты по завершении последнего инструктажа Гленном, я мог думать только о своем следующем назначении.
Оперативных эскадрилий было две.
17-я разведывательная эскадрилья представляла собой специальное тактическое подразделение «Хищников». Это была команда парней, которые действовали, не афишируя себя. В их задачу входило проведение войсковых эксплуатационных испытаний; они разрабатывали тактику применения новых видов вооружений. Из учебных групп в 17-ю эскадрилью отбирались только самые лучшие экипажи. В то время у операторов и пилотов служба в ней считалась самой престижной. Остальные экипажи шли в 15-ю разведывательную эскадрилью, расквартированную на авиабазе Неллис. Майк был единственным из нас, кого, кажется, нисколько не беспокоило, куда его направят. В группе он занимал первое место среди курсантов и, скорее всего, должен был получить назначение в 17-ю эскадрилью. Я же, со своей стороны, немного волновался. Меня не отпускала мысль о службе в 17-й разведывательной; ни о чем другом я и не мечтал. Однако мне не давала покоя мысль о проваленном полете на ранней стадии обучения. Я опасался, что в рейтинге выпускников мое имя окажется слишком низко.
Вечером в день выпуска все мы собрались в местном баре. Не то столовая, не то буфет, не то кабак, он был центром общественной жизни эскадрильи. Командир должен был огласить наши назначения. После этого нам предстояло разъехаться по соответствующим оперативным эскадрильям и начать боевую службу.
Бар был оборудован пивным диспенсером и несколькими холодильниками, полными пива. Полки за барной стойкой ломились от закусок. Потолок зала был украшен плитками, разрисованными и подписанными выпускниками всех курсов. Не хватало только одной плитки, с нашими автографами, которая заранее была снята перед церемонией. В одном из углов висела картонная ракета «Хеллфайр».
Зал был набит летчиками эскадрильи и членами их семей. Все ждали, когда придет Бэтман, наш командир. В ВВС бытует традиция, согласно которой каждая группа курсантов в выпускной вечер вручает подарки эскадрилье, а также любым инструкторам по выбору в знак благодарности за первоклассное обучение. В бар мы пришли с удавом в желто-белую крапинку. Удава в качестве подарка мы выбрали, потому что на эмблеме эскадрильи была изображена змея. Удав так и остался жить в том баре. Каждому классу вменялось в обязанность ухаживать за животным и кормить его. До той поры никому из летчиков эскадрильи не доводилось видеть, чтобы подразделению преподносили такой подарок. Большинство выпускников обычно ограничивалось подписанными открытками и памятными табличками.
Впрочем, змее, полагаю, до всего этого не было никакого дела.
Потом староста группы Простак от нашего имени преподнес инструкторам подарки: традиционные памятные таблички «Лучшему пилоту-инструктору», «Лучшему оператору-инструктору», а еще «Пурпурный шлем». Когда Простак вызвал Гленна, тот остался невозмутимым. Простак объявил, что инструктор оказал настолько мощное влияние на команду, что простой награды недостаточно. Решение класса было единогласным. Гленн заслужил награду «Пурпурный шлем» — детский военный шлем из пластмассы, выкрашенный бурой краской, — поскольку снискал репутацию говнюка.
Я его говнюком, конечно, не считал. Гленн не давал мне спуску, однако его намерения были для меня очевидны — он стремился выковать лучшего пилота «Хищника». У него не было скрытого мотива или необходимости добиваться уважения к себе со стороны курсантов. Он просто хотел, чтобы его подопечные демонстрировали высокие результаты. Этот подарок потом еще многие годы занимал почетное место на рабочем столе Гленна.