Директор согласно кивнул и буркнул что-то нечленораздельное.
— Тогда всё, счастливо.
Славгородский по очереди попрощался за руку с Прохоровым и директором института, взглянул на часы и величественной походкой прошествовал через кабинет и скрылся за дверью.
В помещении повисла секундная пауза.
— Я не нужен? — первым спросил Прохоров, уже поворачиваясь к выходу.
— Идите работайте, Вадим Витальевич, — смотря в давно немытое окно, равнодушно бросил Дедовской и в задумчивости облокотился на массивный дубовый стол. Директор наблюдал за терзаемыми осенним ветром ветками березы и за эдаким, всё ещё не сорванным, желто-коричневым листком в форме сердца. Осень заканчивалась… Ещё две недели, и, возможно, выпадет первый снег. Нагрянут морозы. А за ними, совсем скоро, Новый год. Тысяча девять сот девяносто второй от Рождества Христова.
На следующий день старший научный сотрудник пришел на работу в совершенно новом твидовом пиджаке, черных брюках, белой рубашке с красным галстуком и сверкающих, вишневого цвета, ботинках. Начиная с этого дня он уже почти не работал, а только бесцельно слонялся по институту, несколько раз за день по полчаса просиживал в институтском кафе, попивая кофе со сливками и не особо желая вступать в беседы с коллегами. На все вопросы Прохоров отвечал односложно: «Да», «Нет», «Возможно», «Перевожусь», «Две недели» и тому подобное. Сотрудники НИИ сильно ему не докучали, знали — у парня чемоданное настроение. Мысленно он уже там, на новом месте, с новыми зарплатой и квартирой и новыми, несоизмеримо большими возможностями продолжать исследования по известной теме. Но в одном мнение коллег было единым — после открытия алгоритма Прохоров зазнался, стал смотреть на всех свысока.
На четвертый день после подписания документов Прохоров возвращался после работы домой, привычно зашел в свой подъезд и вдруг услышал, как сзади кто-то негромко чихнул. Он обернулся и заметил стоящего возле почтовых ящиков мужчину в тех же самых черных джинсах и той же, только теперь уже с белой меховой подкладкой, черной джинсовой куртке.
Мужчина легонько кивнул и тихо спросил:
— Всё в порядке? Один?
— Да. — Вадим Витальевич ощутил уже почти забытое чувство страха.
— Приезжал профессор? — Мужчина покосился на торчащий из расстёгнутой кожаной куртки Прохорова узел галстука. Уже четвёртый день он видел этот условный знак.
— Приезжал. Через десять дней, семнадцатого утром, отчаливаю в «Золотой ручей». Новый адрес проживания пока не знаю, не говорили. Документы на перевод оформляют, договор и документ о неразглашении я уже подписал.
— Хорошо. Мы тебя сами отыщем, не беспокойся. Возьми деньги и таблетку. — Гонец достал из-за пазухи две пухлые пачки денег, перетянутые резинками, и небольшую коробочку. — На следующей неделе, как и договаривались, получишь ампулу с противоядием. Зарплату тебе новую определили в двадцать тысяч в месяц. Доволен?
— Спасибо… Какие дальнейшие инструкции? Что мне делать? — Прохоров поспешно затолкал деньги в куртку, а таблетку положил в карман брюк. — Как связываться будем?
— Много задаешь вопросов. Всё узнаешь из письма. Его получишь уже на новом месте. За тобой постоянно будут смотреть. Знай это. Работай спокойно месяц, три, год — сколько нужно. Для связи с нами получишь портативную рацию, настроенную только на одну волну. Сигнал с нее идет кодированный, не прослушают. Внешне она как карманное радио, с антенной и несколькими местными диапазонами. Никто ничего не заподозрит. Слушай дома, бери его на природу, куда угодно, только не в Центр. Как включить связь, узнаешь из письма. Глупостей, надеюсь, не станешь делать? — взглядом волка окинул Прохорова представитель «структуры».
— Что вы, нет конечно! Только… как деньги от вас получать буду? — не удержался от мучившего его вопроса Вадим Витальевич и тут же заметил, как в полумраке вечернего подъезда, освещенного лишь одной тусклой и грязной лампочкой под потолком, сверкнули в понимающей ухмылке фиксы собеседника.
— Молодец, правильно мыслишь! — одобрительно закивал мужчина. — Вопрос несложный, всё узнаешь из письма. Только читай его сразу же, как найдёшь.
— Почему? — ничего глупее Прохоров спросить не мог, но вопрос сорвался с. языка сам собой.
Гонец мафии только негромко выругался и, не прощаясь, вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Вадим Витальевич еще с минуту в задумчивости стоял возле закутка с висящими на обшарпанной стене почтовыми ящиками, а затем медленно поднялся по лестнице на третий этаж. Последние перед отъездом дни тянулись ужасно медленно. Вадим Витальевич уже не ходил в институт, сказавшись больным, целыми днями бродил по Саратову, мысленно прощался с городом своего детства, который покидал одному Богу известно на какой период. Как минимум на несколько лет, а вполне возможно, что и навсегда. Он зашел к каждому из своих знакомых, сообщил о скором отъезде и обещал приезжать в отпуск. Но мысленно Прохорову нестерпимо хотелось как можно быстрее покинуть периферию и уехать в западном направлении, где, по его твердому мнению, и была настоящая жизнь. В Саратове оставалась только двоюродная сестра Маши, все остальные родственники или проживали в самых разных уголках страны, или уже умерли. В том числе и родители обоих супругов Прохоровых. Так что Вадим Витальевич пребывал в незыблемой уверенности, что возвращаться обратно его уже никогда не потянет. Уехать, скорей уехать!
В назначенный день у подъезда дома по улице Социалистическая остановился военный, выкрашенный в традиционный зеленый цвет бортовой грузовик ГАЗ-66. Рядом с ним стояла светло-коричневая «Латвия» с водителем и двумя дюжими молодцами в свободной гражданской одежде, под которой опытный глаз профессионала смог бы без труда определить спрятанное в кобуре оружие.
Молодцы в течение сорока пяти минут, при чисто номинальной помощи самого хозяина, загрузили в металлический контейнер все пожитки Прохоровых, еще раз поинтересовались у супруги инженера, все ли взяли, а затем пригласили отъезжающих занять удобные им места в салоне микроавтобуса. Путь предстоит неблизкий, так что можно устраиваться любым способом. Хоть на голове, лишь бы удобно.
Водитель грузовика ловко вскочил на край кузова, закрыл контейнер, спрыгнув вниз, поднял и закрепил борт, потом сел в кабину, и грузовик сорвался с места. Следом пристроилась «Латвия». Затем, уже за городом, микроавтобус обогнал идущий на скорости девяносто километров в час ГАЗ-66, посигналил и резво умчался вперед.
Огни Москвы засверкали на горизонте уже поздним вечером, когда утомленные ездой Мария и Дашенька мирно спали на широком заднем сиденье. Прохоров же не спал, а прилип щекой к холодному стеклу и как завороженный смотрел вперед. Он представлял, что въезжает на стройном белом коне в золотые ворота, за которыми открывается совсем иная, непохожая на прежнюю, жизнь. Обеспеченная, беззаботная, сытая и красивая, с признанием его бесспорных заслуг в создании основополагающих принципов психотропного оружия. Оружия, по скрытой в нем силе, на несколько порядков более мощного, чем самая разрушительная межконтинентальная баллистическая ракета.
«Наверно, также чувствовал себя Эйнштейн, когда осознал исключительность своего открытия и то, что на всей Земле он такой ОДИН!» — как вихрь, пронеслось в мозгу у Прохорова, едва «Латвия» пересекла черту города и оставила позади дорожный указатель с крупными белыми буквами: «Москва».
Квартира, где семье инженера-радиотехника предстояло жить все последующие годы, оказалась такой, как и представляй себе Вадим Витальевич. После тесной, коммуналки отдельные двухкомнатные апартаменты — да это настоящие царские хоромы! Особенно рады были жена и дочка. Мария со знанием дела осмотрела в квартире каждую мелочь, а Дашенька принялась бегать по комнатам. Сам глава семьи придирчиво оценил обстановку и неожиданно обратился к одному из молодцев, сопровождавших их в дороге: