— Что послужило орудием убийства?
— 25-й калибр, автоматический, как сказали в полиции. Они его еще не нашли. Но говорят, что он был с глушителем, и это означает, что стреляли с очень близкого расстояния.
— Средь бела дня. Тогда он, наверное, знал убийцу, — предположил Уайлд. — Насколько я помню, ворота у Питера скрипели, как ошпаренная кошка. Он должен был видеть, как убийца направляется к нему по дорожке.
— Да, но… — Джейн Гошем залилась краской. — Не обязательно. Капот был открыт. Он менял свечи или еще что-то в этом роде.
— Питер всегда занимался пустяками, — подытожил разговор Гошем.
Марита стянула перчатки, чтобы взять Уайлда за руку. Ее тонкие пальцы впивались в кожу. Сейчас, когда он сидел рядом с ней, воспоминания приходили легко. Вспоминал ли он ее или смотрел — не важно, она все время оставалась самой потрясающей женщиной, которую он когда-либо знал. Должно быть, именно поэтому Кэннинг ее и выбрал. Интересно, как она будет выглядеть в момент расплаты. Переживет ли эта беспокойная красота боль и злость или превратится в омерзительную злобную маску Горгоны. Уайлд с беспокойным чувством осознал, что хотел бы именно последнего. Чтобы он смог ненавидеть эту женщину и уничтожить ее.
Дом выглядел заброшенным. Туча зацепилась за вершину холма, закрыв собой всю долину. Дождь капал с вязов.
— Даже полицейские наведались сюда днем, — заметил Гошем. — Они тут всю неделю, словно муравьи, копошились, оружие искали, понятное дело.
Его жена провела их в гостиную с очень низким потолком. Уайлду пришло в голову, что оба они вели себя здесь по-хозяйски теперь, после смерти Питера.
— Думаю, нам всем необходимо выпить по чашечке кофе, — сказала Джейн Гошем.
— Джонас наверняка предпочел бы чего-нибудь более крепкого, — отозвалась Марита.
— Кофе подойдет.
Он постарался не встретиться с ней взглядом, просто стоял у окна и смотрел на дождь. Вдруг он почувствовал рядом с собой запах табака Гошема.
— Показать тебе, где это произошло, приятель?
— Нет, спасибо.
— Я в цветочном бизнесе, — продолжал Гошем. — Помидоры нынче не те, что раньше. Конечно, для меня это скорее увлечение, а не работа, хвала господу. Раньше мы выращивали табак в Родезии.
Уайлд сел. Его не переставало удивлять то, как быстро он уставал. Должно быть, он все еще был слишком слаб. Сквозь полуоткрытую дверь он видел, как две женщины передвигались по кухне. Интересно, сколько Гошемы намерены здесь пробыть? Он понял, что ему на самом деле не хотелось, чтобы они уезжали. Все это произошло чересчур внезапно; его разум не был готов к той работе, которую должен был выполнять.
— Я так понимаю, ты знал Питера какое-то время, — сказал Гошем. — Он упоминал тебя, как только речь заходила о парусном спорте. Я тоже немного этим занимаюсь. В скромном масштабе, конечно. — Он погладил усы и посмотрел на облака, проносившиеся мимо окна. — Неподходящий денек для этого дела, верно? — Его голос внезапно понизился до шепота. — Ну и отвратное же дельце, черт побери. Я так полагаю, раз ты старый друг Питера, ты и Мари хорошо знаешь?
— Да.
— Чертовски красива. Почему, интересно, Питер никогда не говорил об этом своем брате в Калифорнии? Конечно, он всегда был скрытным, но все же это заставляет задуматься, не было ли тут какого скелета в шкафу. И потом, когда на такого закоренелого холостяка сваливается откуда ни возьмись девчонка… Он точно наседка был весь последний месяц. Думаю, тебе ясно, что Мари у полиции теперь, что называется, главная подозреваемая? — Он виновато посмотрел на Уайльда, как будто сказал нечто непристойное. — Дело в том, что ее поведение… ну, оно действительно было странным. Водитель автобуса клянется, что Мари сошла в половине шестого, а она не та девушка, которую можно с кем-то перепутать, не правда ли? От остановки до дома идти пять минут, но в полицию она позвонила не раньше четверти седьмого. Конечно, она сказала, что поставила греть ужин, прежде чем пойти в гараж. А потом упала в обморок. Но… по-моему, Мари не из тех, кто падает в обморок.
Уайлд зажег сигару. Ему вдруг пришло в голову, что до этого утра он ни разу не усомнился в своей способности соскочить, как только он этого захочет. Но Питер-то, в сущности, ушел на пенсию. Он был всего лишь связным, посредником, с талантом подделывать документы. И тем не менее, он погиб насильственной смертью, как если бы, продолжая свои путешествия, был убит кем-нибудь, кому он безоговорочно доверял. Думать об этом было неприятно.
— И потом, сама девушка, — шептал Гошем. — Следовало бы ожидать, что она станет горевать. Питер был ее единственным родственником. Но Мари… складывается такое впечатление, что она скорее сердита, чем огорчена утратой. — Он вздохнул. — Надеюсь, все разъяснится, когда найдут оружие. Не так уж много таких пистолетов на Гернси. Я хочу сказать, не особо подходит для охоты на кроликов, верно?
Уайлд попытался представить, каково это, когда кто-то, кому ты доверял, идет к тебе с пистолетом в руке и ты знаешь, что тебя сейчас убьют. Он внезапно ощутил, что, несмотря на свои двадцать четыре успешно выполненных задания, знал о том, чем занимается, абсолютно недостаточно. Он начал спрашивать себя, не атрофировались ли у него эмоции, не была ли его любовь к Джоселин только жаждой побега, не являлось ли его упорное нежелание убивать Мариту только лишь нежеланием истинного знатока уничтожать редкой красоты экземпляр.
— Оно, конечно… — Гошем покраснел. — Трудно предположить, чтобы такая очаровательная девушка… Знаешь, приятель, говоря начистоту, ее еще не арестовали только из-за меня. Я… ну, меня хорошо знают на острове и уважают. В общем, я понимаю, каким страшным испытанием для бедной девочки был бы арест, и потому убедил полицию вести расследование здесь и оставить ее в покое, пока у них не будет неопровержимых улик. Взял на себя ответственность, так сказать. Честно говоря, я надеялся что-нибудь из нее выжать. Понимаешь, у меня все время такое чувство, будто она знает гораздо больше, чем говорит. И в таких случаях чистосердечное признание — единственный выход.
Уайлд почувствовал запах кофе. Он был настолько погружен в свои мысли, что едва реагировал на происходящее.
— Давайте я попробую, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Я тут подумал, дружище, не вызвана ли скрытность Мари чувством одиночества. Она в чужом месте, среди чужаков, в довольно жутких обстоятельствах. Сами понимаете, выросла она в Америке, а далеко не все американцы доверяют своей полиции, как мы. Может, если бы я поговорил с ней, из этого бы что-нибудь вышло. Мы с ней очень старые друзья. Если бы вы могли устроить так, чтобы нас сегодня никто не беспокоил, ни полиция, ни кто-либо еще… Вы не могли бы это устроить?
— Ну… Я думаю, что да. Если ты считаешь, что из этого что-нибудь выйдет.
— Оставьте ее наедине со мной, и к завтрашнему утру она будет в полицейском участке делать… как вы это назвали? Чистосердечное признание.
— Конечно, если ты сможешь это прояснить, мы с Джейн будем очень рады. Понимаешь, после смерти бедняги Питера… Просто некому позаботиться о несчастной малышке.
— Разумеется. — Уайлд улыбнулся Мари, которая внесла поднос с кофе в комнату. — Дорогая, мистер и миссис Гошем только что вспомнили, что у них срочное дело.
Марита закрыла входную дверь, повернула ключ в замке и прислонилась к косяку.
— Клянусь, первый раз за три дня я оказалась в этом доме одна.
— Ты не одна, — сказал Уайлд.
— Но ты не из их числа, Джонас. Никогда я не испытывала такого чувства облегчения, как в тот момент, когда увидела, что ты там стоишь. Эти люди…
— Полагаю, скорее друзья Питера, чем твои.
— Гошемы? Напыщенные индюки. Но так или иначе, у Питера все друзья были такими. Я думаю, сейчас нам стоит выпить. Может быть, немного «александера»?
— Неплохая мысль.
Он прошел за ней на кухню.
— Они, видимо, еще не решили, являешься ли ты любовницей Питера, приревновавшей к другой женщине, или он попытался заняться инцестом, и ты убила его, защищаясь либо из-за угрызений совести.