– Кто спорит, – не стал я обострять обстановку. – Но только осел может порекомендовать в наше подразделение человека с наполеоновскими замашками. Честолюбец в качестве ликвидатора – это прямой путь в могилу. Хорошо если только для него самого, а не с "прицепом". Такие люди не признают авторитетов и плюют на субординацию. Что из этого выходит, вы знаете лучше меня.
– М-да… в некотором роде ты прав, – неохотно согласился Кончак и снова уткнулся в бумаги. – Его пытались завербовать добровольно, но что-то там не склеилось…
– И парня подставили, – опять не удержался я подлить масла в огонь. – Спецы хреновы, пора бы уже изменить тактику. Чтобы потом не кусать себе локти.
Кончак посмотрел на меня своим змеиным взглядом, словно пытаясь загипнотизировать, похоже, начал было звереть, но передумал, только скрипнул зубами и втихомолку выматерился.
– Все, умолкаю, – поднял я руки, чтобы изобразить кающегося грешника.
– Ему дали восемь лет лишения свободы в колонии усиленного режима…
(Ни хрена себе! Интересно за что? Ну и ушлый народец собрался в отделе вербовки…)
– …Но туда он не попал, – закончил фразу полковник.
– Это как же? – поинтересовался я – исторический экскурс шефа меня заинтриговал.
– В перерыве между судебными заседаниями, когда до него дошло, что ему светит, он наконец дал согласие на сотрудничество. Чтобы не задействовать дополнительные силы и средства, что всегда, как тебе известно, чревато осложнениями из-за… м-м… трений между спецслужбами, ему организовали побег прямо из зала суда.
– Лихо! – восхитился я. – И все это дельце спроворил отдел вербовки?
– Естественно.
– Беру свои слова обратно. Оказывается, они еще не разучились работать по высшей категории.
– То-то… Ну а затем его пропустили через спецучебку и внедрили в мафиозные образования.
– Умыли руки, – констатировал я не без сарказма.
– Можно сказать и так, – жестко отрубил полковник. – Чересчур плотная опека с нашей стороны не осталась бы без внимания как милиции и службы безопасности, так и криминальных структур: у первых осведомителей, работающих на теневиков, пруд пруди, а у вторых немало подвизается отставных спецов из бывшего КГБ и прочая. Им платят большие деньги, и конечно же не за былые заслуги.
– Значит, этот бобик надежд не оправдал?
– Наоборот. По нашей наводке он отправил на тот свет около десятка воров в законе… и еще некоторых, но про то лучше ни тебе, ни мне не знать.
– И после этих "подвигов" Толоконник все еще жив? – Не скрою, я был поражен.
– Не то слово… Мать его!.. – от всей души выругался Кончак. – Ко всему прочему он еще и двух милиционеров грохнул, а затем, так сказать для полноты картины, дал себя схватить и очутился в СИЗО режимного корпуса одной сверхнадежной тюрьмы. А ведь я предупреждал кое-кого, что игра чересчур затянулась. Но у этих раздолбаев мякина в башке.
– Он что, запел?
– А как ты думаешь?
– Что тут думать? Все эти микронаполеончики на поверку всегда жидковаты.
– Верно. Вывалил с три короба – почти все, что знал. Правда, в тот момент он был тяжело ранен… – И ему позволили вертеть мельницу[3]?
Я был искренне удивлен – уж кому-кому, а мне ли не знать, с какой оперативностью и четкостью работает в подобных случаях отдел планирования спецопераций, в составе которого есть глубоко законспирированная группа "чистильщиков".
– Поздно спохватились. А потом, как говорится, поезд ушел – наши конкуренты из службы безопасности вцепились в него мертвой хваткой.
– Обычное дело… Компру на нашу контору ковыряли?
– Пытались. К счастью, он так до конца и не раскрылся, о нас умолчал. Но в ФСБ тоже не ослы сидят, сразу учуяли, откуда ветер дует. Поэтому мы решили оставить его в живых, чтобы не завязнуть еще больше и не дать повод службе безопасности копать глубже.
– Так этот Толоконник до сих пор в СИЗО?
– Нет. Пришлось пожертвовать нашим агентом, внедренным в службу охраны тюрьмы, чтобы его оттуда вытащить. Они бежали вдвоем. Иного выхода не было. К сожалению. Побег выглядит гораздо естественнее, нежели устранение.
– И наверное, на этого вашего Малыша кое-кто еще имел виды… – Я ехидно ухмыльнулся.
– Да… – после небольшой паузы неохотно подтвердил мое предположение Кончак. – Идиоты…
– Еще какие, – согласился я с ним. – Он теперь засвечен со всех сторон, и его ценность для нас равна нулю с минусом.
– Все обстоит хуже, чем ты думаешь. – Злобная гримаса на миг перекосила строгие правильные черты лица Кончака. – Толоконник ушел за границу и оттуда начал диктовать нам свои условия. То, что для нашей работы он уже не пригоден, ему известно. Да он, похоже, и не претендует на вакантную должность ликвидатора. Но вся беда в том, что ему не заплатили за последнюю ликвидацию, а там сумма весьма приличная. Вот он и требует свое.
– И имеет на это полное право.
– Имеет. Но наши толстозадые с большими погонами считают иначе.
– Решили сэкономить на отработанном материале?
– Увы. Забыли, что скупой платит дважды.
– Я так понимаю, у Малыша есть возможность сильно надавить…
– К сожалению. У него в руках документы неимоверной взрывной силы. И терять ему уже нечего – за ним, кроме нас, охотятся и криминальные структуры, и спецслужбы других стран.
– И ему дали спокойно слинять за бугор?!
– Тогда о документах никто не знал.
– Как они к нему попали? И что это за документы?
– Во-первых, собственноручно написанный отчет о всех его похождениях в качестве ликвидатора, а вовторых, видеоматериалы, где фигурируют наши агенты-связники во время постановки заданий… и коекто еще…
– Да-а, башка у парня варит…
– Еще как. Никто не ожидал от него такой прыти. Когда он передал нам копии этих документов, койкого едва кондрашка не хватил.
– Достать его пробовали?
– Подняли на ноги всю заграничную агентуру. Вычислили местонахождение, послали спецгруппу, но опоздали.
– Ушел?
– Еще как ушел. На тот свет.
– Так тогда и дело с концом.
– Если бы… Он сымитировал свою смерть, подставив другого человека.
– А как с опознанием?
– На уровне. У всех остальных, кроме нас, сомнений в его кончине не было. К сожалению, все это случилось в Греции, а там наша резидентура представлена слабо. Потому на первых порах мы и свернули поиски, тоже поверили в официальное заключение.
– А документы искали?
– Ищи иголку в стоге сена… Решили, что он не такой дурак, чтобы держать их при себе. А в тайнике они могут пролежать сотню лет. Что и требовалось доказать.
– Я так понимаю, он дал о себе знать…
– Да. И потребовал такую сумму, что наше начальство до сих пор в трансе.
– Колобок… – Я поневоле восхитился этим парнем.
– Не понял…
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Что здесь непонятного? Он обрубил все хвосты. И проделал это блистательно. Ну а нашей конторе, ясное дело, не стоит кричать на всех углах о том, что он жив-здоров, – по вполне известным мотивам.
– Ты прав.
– Где он теперь?
– Знай мы это, ты еще успел бы надавать по мордам целой роте и перетрахать пол-города, прежде чем уйти на новое задание, – с мрачной язвительностью ответил Кончак.
Черт бы побрал мою профессию! Даже на отдыхе нет покоя от всевидящего и недремлющего ока службы внутренней безопасности!
Интересно, не умудрились ли они заснять на видео мои вчерашние ночные услады? Думаю, что там есть на что посмотреть…
Этот вопрос так и вертелся на кончике языка, и при других обстоятельствах я бы не преминул задать его Кончаку, но сегодня не рискнул – кому охота связываться с тигром-людоедом, да еще когда он не в настроении и голоден?
– Но если толпа наших спецов не смогла его вычислить, то как я могу провернуть это дело в одиночку? – изобразив смущение, тихо спросил я.
– Есть только один человек, которому известно, где он скрывается…