Шахов (сдержанно). Если у них, кроме того, есть что сказать.
Скуляев (хлопает ладонью по столу, Наталье). Нет, ты посмотри на него!.. Великий мастер выдавать нужду за добродетель!.. Бакалавр!.. Магистр!.. Из Копенгагена сбежал как крыса, координатор его полгода разыскивал, чтобы вернуть работы или продать их за реальные деньги, - нет мастера, как провалился!.. Мне звонили чуть ли не через день: где?.. жив ли?.. И я нес какую-то дичь про творческую командировку, правительственный заказ...
Шахов (Наталье). Нес?..
Наталья (пожав плечами). Было дело.
Короткая пауза. Каждый наливает себе, пьет.
Скуляев (продолжает). А потом я встретил его на Невском, с вот этим!.. (Указывает на столик с раскрашенными деревяшками.) Рашн деревяшн!.. Руссиш культуриш!.. Полупьяный, среди таких же забулдыг, кто-то картинку толкнул за десять баксов, тут же в магазин. С утра выпил - весь день свободен! И все время что-то говорят, говорят. Здесь, за бугром, все равно где, лишь бы говорить, лишь бы не жить реальной жизнью, а все мечтать о какой-то фантастической, великой России, с которой, дескать, никогда ничего не случится, которая все преодолеет, возродится из пепла, обновленная, молодая, как Иван-дурак в сказке про Конька-горбунка... (Желчно смеется.) У них полстраны по клочкам расхватали, а они сидят каждый в своем углу и сопли жуют!.. Да было бы нас, шорцев, сто пятьдесят миллионов, мы бы им такое показали!.. Мы бы их научили свободу любить!..
С силой бьет сжатым кулаком по столу.
Шахов (подмигивает Наталье). Негры на зебрах!.. Черные кавалергарды!.. Легендарный рейд Ковпака. Дикая дивизия. Психическая атака.
Наталья (вскакивает с пола). А я - Анка-пулеметчица! (Делает вид, что стреляет в Скуляева из револьвера.) Тра-та-та-та-та-та!..
Скуляев (разводит руками, пожимает плечами). Нет, ей-богу, вы оба как дети!..
Шахов (демонстративно). Уа-уа!.. В памперсах "Libero" у вашего малыша всегда будет сухая попа!..
Опускается на корточки, ползет к Наталье, кладет ей голову на колени, она освобождает грудь, словно собирается его кормить. Скуляев наблюдает за ними, сидя на своем стуле и сцепив кисти в замок.
Скуляев (сквозь зубы). Молочко от бешеной коровки.
Наталья и Шахов никак не реагируют на эту реплику. Она смотрит перед собой. Он глядит в потолок. "Пиета".
Скуляев (им в спину). Что ж вы остановились?!. Давай, вали ее на свои ящики! Вы же теперь как дети!.. Как Адам и Ева до искушения, до яблочка. Да не верю я, что их змий совратил!.. И до него трахались так, что по всему раю стон стоял!.. Чем им еще было заниматься?.. Цветочки нюхать?.. Бабочек ловить?.. (Смеется, поясняет.) Так вот: они познавали друг друга. Где ребрышко, где пупок, где лобок - все интересно...
Шахов (глядя в пространство). У них не было пупков. Первые люди. Не из чрева, а по образу и подобию.
Скуляев (входит в раж, жестикулирует). Плевать на пупки! Главное: трахались совершенно невинно!.. Пока змий не сказал. Не просветил. (Смеется, подначивает.) Ну, давайте!.. Вперед!.. Поехали!.. На ящиках, на полу, где хотите, мне все равно!.. Теперь все можно, такие времена настали!.. Говори что хочешь, делай, публично, при всем народе, только чтобы все совершенно невинно, как в раю!.. И главное, чтобы все в общую кучу: заказные убийства, грабежи, кризисы, пирамиды, аргументы, факты - все в один замес!.. В общую пиццу!.. И концов не найти... Как в дамбе.
Печально усмехается. Замолкает. Наталья и Шахов сидят в прежней позе. Говорят так, словно остались на Земле совсем одни.
Наталья (гладит Шахова по волосам). Бедный мой, бедный...
Шахов (спокойно). Нет, нет, все правильно... Все действительное разумно.
Наталья (по ее лицу текут слезы). Я люблю тебя. Я всегда любила тебя. Я всегда хотела быть только с тобой.
Шахов (мягко). А вот это неразумно.
Наталья. Но это действительно. Неувязочка получается.
Шахов. Чепуха. Бытие само по себе, сознание само по себе. А жизнь сама по себе. Никакой неувязочки.
Наталья. Как ты все хорошо объяснил. А я, дура, мучилась, не понимала, видела тебя на Невском среди лотков, среди всей этой мишуры, хотела подойти и боялась...
Шахов. Значит, время не пришло. Яблочко не созрело.
Наталья. А теперь созрело.
Шахов. Осень, однако... А мне еще зимовать здесь.
Наталья. И все-таки хорошо, что мы встретились.
Шахов. Да. Теперь и умирать не страшно. Помнишь, мы хотели умереть в один день?
Скуляев (едко). Как Карл Либкнехт и Роза Люксембург.
Они не обращают на него никакого внимания.
Наталья. Не надо так говорить. Мы еще поживем.
Шахов. Глупости. Мы уже в аду. Здесь, при жизни. Там ничего не будет.
Наталья. Потом будет чистилище, потом рай.
Шахов. В раю мы уже были.
Наталья. Когда?.. Я не помню.
Шахов. Помнишь. На втором курсе, когда все только начиналось. Наши голоса встречались и пели, а вокруг все замолкали, наверное, от неловкости: столько откровенного, жадного, и в то же время совершенно невинного, безгрешного желания было в этих звуках...
Наталья. Да, это был рай... Теперь я понимаю. Ты так хорошо все объяснил. Хорошо, что мы встретились.
Шахов (с усмешкой). А потом тебя просветили. Дали яблочко. Сказали, что из меня ничего не выйдет. "Грязный живописец", "накрасил" - вы все так бравировали этим гнусным жаргоном, что он постепенно стал правдой. Для вас. А словами играть нельзя - это опасно. Вначале было Слово.
Скуляев (негромко). Ты просветил меня, я - ее. Мы - квиты.
Шахов (не поворачивая головы). Он что-то сказал?
Наталья. Не обращай внимания. Говори...
Шахов. Я люблю тебя.
Закрывает глаза. Складывает руки на груди. Сейчас он похож на покойника. Не хватает только свечи в пальцах. Наталья гладит его по волосам. Наклоняется. Целует в губы. Шахов лежит неподвижно. Скуляев не сводит с них глаз.
Скуляев (с искренним чувством). Может быть, мне уйти?.. Сейчас спущусь, заведу машину... (Оглядывается на часы.) Мосты еще не развели.
Шахов (не поворачивая головы). Куда ты пьяный поедешь?.. А менты?..
Скуляев. Ерунда. Такса - сто баксов. А не возьмет, ствол в харю!.. На месте уделается - проверено. (Небрежно.) Кстати, куда ты его кинул?..
Шахов. Тебе какое дело?.. Он мой. Я его выиграл. При свидетелях. (Наталье.) Да или нет?