Видимо Опау это показалось отличной шуткой. Он расхохотался.- А чувство юмора у тебя все-таки есть, хотя с фантазией туговато. Я тут такую тренировку придумал, насчет Ананты... Ну ладно, потом расскажу.
- Ананта? - переспросил Иньясу. Голос его звучал глухо. Он как раз натягивал через голову футболку с надписью AC DC.
- Змея Ананта, а пока же...
'Снова змеи! Так у него целый зоопарк соберется'. Но вслух Иньясу ничего не сказал. Он уже начал привыкать ничему не удивляться. Вот только хотел бы он знать, что все-таки сегодня произошло. Как он сумел победить обоих, даже не видя противника. Аджина... Кто он такой?
В сердцах Индира запустила палку, одновременно бывшую и боевым шестом в угол комнаты. В ответ раздался почти мелодичный звон. Но она даже не оглянулась, чтобы узнать, что разбилось. На самом деле она редко выходило из себя, в основном заставляя это делать других. Но сейчас она была близка к отчаянию. Вот сегодня ее внук заявился домой и ни пятнышка не было на его одежде. Но она то точно знала, где именно он пропадал большую часть воскресенья. Что толку? Она могла всю палку о него изломать, но все едино - слишком поздно. Он уже почти знает, кто он и на что способен. Страх - не в счет. Человек, который не боится - не имеет ничего человеческого. А вот тот, кто будет ждать его прихода, тому значение слова страх ведомо только от того, что он сам внушал его людям. С трудом опустившись в кресло, пожилая женщина с волевым все еще гладким лицом, выдающим несгибаемую волю, мысленно возвращалась на годы назад, чтобы попытаться понять, что же именно было сделано не так. Не уберегла... Не скрыла...
Их было двое. Две сестры, более похожие, чем родные. Хотя родители у них были разные. Единственная разница состояла том, что старшая ветвь семьи брахманов была более привержена культу Шивы, а семья ее дочери, Сати - к младшей, почитающей Вишну как высочайшего.
Тогда, семнадцать лет назад обе ветви семьи еще жили в Индии. Старшая, со своим мужем, Ротангом, в Гае, а младшая - в Дели. Счастье Сати было неподдельным, когда старшая сестра сообщила ей радостную новость - вскоре она ожидала мальчика. Где-то к декабрю. По обычаю, чтобы дать имя ребенку, будущая мать отправилась к старой предсказательнице. Только когда она вернулась, то была уже не цветущей молодой женщиной. Словно невидимое горе иссушило ее в одночасье. И кому как не своей двоюродной сестре она смогла поведать о том, что узнала. Ей, да Индире, что заменила ей родную мать, с тех пор как она умерла когда девочке исполнилось три года. Семье посвященных не нужно было объяснять, что означало имя Аджина, которое должен был получить ребенок, рожденный в декабре. Инкарнация священника Шивы, восьмая, казалось лишенная возможности возрождения двести лет назад. Ведь двести лет назад собственные силы священника вместе божественной оканли были заточены в священном камне Онара, близ Цитадели Алмуна среди пиков Гималаев. Что ждет мир от него на этот раз, чего хочет от мира он? Кто сможет помешать ему воплотить в жизнь свои планы на этот раз? В прошлый раз это удалось только благодаря предательству его соратника и мечу Кханда, что сжимала рука прошлого священника Вишну. Но где он, еще не рожденный? Миру оставалось уповать лишь на милость Люсола. Но кто мог знать, что за страшный план созрел в голове несчастной, доведенной до отчаяния женщины.
А на следующий день Сати узнала, что также ждет ребенка. Все трое сочли это благословение, даже не догадываясь, как близки были к истине.
Время шло, муж будущей матери Аджины все больше беспокоился за свою жену. Та бледнела и чахла на глазах, снедаемая ужасом от того, что должно было произойти. Ее муж, Ротанг также посвященный, знающий о судьбе, что ждет его ребенка, все же не терял присутствия духа. Он предложил отнести малыша как только он родится в Цитадель, отдав его в руки монахов и на попечение судей. Он и не знал, что внутренне его жена уже решилась на отчаянный шаг. Она то была уверенна, что ни Цитадель, ни монахи не спасут мир от Аджины. Рожденный в их же семье в прошлый раз, он уже тогда триста десять лет назад был сильнейшим среди них, тридцати священников. И насколько мог судить Ротанг из семейных хроник, свои силы тогдашний Аджиса черпал не столько от божества, сколько из собственной души. Кто мог знать, насколько сильным он стал в этот раз? Цитадель была предупреждена, камень Онара охраняли и днем и ночью. Но день семнадцатого декабря стал черным днем для тех, кто ждал его со страхом и замиранием сердца.
Роды были легкими и быстрыми, но мать даже не взглянула на малыша. Мальчик был совершенно здоровым. Ротанг, первым увидевший малыша, отметил необычно светлую кожу, так не похожую на его собственную. И если до этого еще оставались сомнения, то теперь они рассеялись.
Отослав всех, кто помогал при родах, он завернул ребенка в одеяльце, и вышел на минуту, если все же жена одумается и захочет в последний раз взглянуть на сына. Ужасная картина предстала его глазам после возвращения. Жена стояла над колыбелькой Аджины, отчаянно ревущим. В ее высоко поднятых руках был занесен ритуальный нож для жертвоприношений. В глазах женщины стояли слезы, когда она повернула к нему измученное лицо.
- Прости меня, но это нужно сделать...
Нож опустился.- Его отчаянное 'нет' потонуло в вое ветра, внезапно ворвавшегося в комнату, превратив все в ней в хаос. Ветер почернел, наполнившись золотыми искорками. И этот ветер лишь на миг коснулся фигурки застывшей в ужасе женщины, и та рассыпалась в пыль.
- Господин... Шагалаз... - Это были последние слова Ротанга, во взгляде которого навечно застыли ужас и благоговение. Превратившись в низко гудящую воронку, ветер, казалось, задумался на миг застыл, нависая над ним, чтобы рухнув, поглотить его под собой.
Комната снова стала девственно чистой и пустой. Ни звука не долетело из нее в коридор. Никто из оставшихся членов семьи и не подозревал о том, что произошло внутри.
С миг поколебавшись ветер обрел форму текучей зыбкой фигуры, в глубине которой проглядывали лица то Ротанга, то его жены, смешивая в немыслимом сочетании черты их обоих. Потом словно покрывалом укрыл притихшего ребенка. Когда ветер рассеялся, в комнате уже не осталось ничего, что принадлежало бы этому локу.
И в тот же день семья Индиры узнала страшное известие. Муж и жена пропали без вести, как и ребенок. Но вести пришедшие из Алмуна были еще хуже. Всех тех, кто охранял камень Онара, восемь монахов, нашли мертвыми поутру. И сила Аджины больше не была запечатана.
Никто не понял, что произошло, но Индира и Сати все распознали правильно. Аджина жив, и сила снова с ним. Где-то, когда-то он покажет ее миру.
А через два месяца, двадцать первого февраля на свет появился Иньясу. Та ночь хорошо запомнилась Индире. Ненастная и ветреная,- ночь, когда на пороге их дома на окраине Дели появился Вайю, настоятель монастыря в Тибете. Он не сказал, зачем пришел. Не попросил ни о чем. Только посмотреть на мальчика. Она не смогла отказать ему в просьбе. Мальчик спокойно спал, завернутый в одеяло малинового цвета.
-Не думал я, что на своем веку доведется увидеть нового священника Вишну.- Вайю повернул к Индире потемневшее лицо.- Но он слаб для того, кто он есть. Намного слабее, чем должен быть чтобы противостоять своему брату через семнадцать лет.
- Ты... знаешь, что произошло? - осторожно поинтересовалась Индира, но при этом оглянулась на дверь. Не слышит ли Сати? Она спала в соседней комнате, отдыхая после тяжелых родов.
- Мне известно только одно,- Вайю покачал головой,- что его силы, как и память фактически не принадлежат ему. Думаю,- осторожно добавил он,- что тот, кто спас малыша - брата и освободил его силу, каким-то образом часть этой силы потерял, и нашел ее маленький Иньясу. На Великое Противостояние пусть он придет ко мне через семнадцать лет и одиннадцать месяцев. Я отдам ему кое-что. Это хранилось в нашем монастыре почти двести лет. Тогда, быть может, у нас будет шанс. - И не сказав ни слова, он ушел в дождь и ночь, оставив Индиру в смятении.
' Слишком слаб' Противостояние убьет его. Она и так потеряла половину своей семьи за последнее время. Не могла допустить еще и гибели внука. Она увезет его. Да, уговорит сына и Сати уехать подальше, в Англию, к примеру, США, если понадобится. Малыш, впрочем ничего не знал о своем предназначении. И если память не проснется в нем, она не сделает ничего, чтобы помочь этому. Он должен жить в память о погибшей племяннице и ее муже.