Как же давно он так не шутил! Маленький проныра даже не заметил разницы между норами!
Ничего, теперь пусть немножко поживет в мире Эйоланда. Не в самом городе, конечно, а в лесу, на одном из участков дальнего Порубежья. Там тоже скоро станет интересно. Да и книги по деревням должны быть.
Продолжая посмеиваться, и представляя, как Маленький Джек ворует у местных жителей книги и пытается их варить, Ободранный подошел к стене, примерился к ней, и, прочитав заклинание, открыл дверь.
Вообще-то, подобное не поощрялось. С другой стороны, владыкой Библиотеки являлся он сам, так почему бы и не позволить себе расслабиться? К тому же открытая дверь, по сути своей, дверью и не была. Скорее, она была окном. Из неё нельзя было войти или выйти. Можно было только смотреть.
Не менее часа Ободранный наслаждался видом на влажный тропический лес, гораздо более древний, нежели Библиотека. И такой же ненастоящий.
Наконец, его ожидание закончилось.
Тихо, словно соткавшись из высокой травы, у двери возник высокий худощавый барс, в набедренной повязке. На Ободранного он глядел без страха и без осуждения. Скорее, вопросительно.
— Привет, сосед, — поздоровался Ободранный. — Ты умеешь играть в шахматы?
Барс кивнул.
— Как насчет партии?
Барс немного подумал.
— Почему бы и нет?
Ободранный составил фигуры на доску.
— Будет немного неудобно. Тебе придется говорить, чем и куда ты будешь ходить, а я буду за тебя переставлять фигурки. Кстати, меня зовут Пилат Изуба. А тебя?
— А меня — Фор Камо.
Барс улыбнулся и присел рядом с дверью, поджав под себя ноги. Длинный пушистый хвост сделал широкое кольцо вокруг. Позади Фора два созданных им дубля — точные копии его самого — заняли охранные позиции. Ещё два дубля находились рядом с хижиной.
Фору нравилась жизнь в лесу, хотя он сильно тосковал по дочери. Понемногу с Таэль они устраивали свой быт. Оказалось, что даже сюда заглядывают интересные гости.
А теперь он познакомился с соседом, и даже может потренироваться в шахматной игре.
Фор не был выдающимся игроком. И, разумеется, проиграл.
Но Ободранный получил от партии искреннее и ни с чем не сравнимое удовольствие.
***
Крохотная квартирка встретила её холодом и тишиной. В нос ударила затхлость и сырость, которой прежде она здесь не замечала.
Лила протиснулась в каморку ванной. Покрытие двери показалось ей шершавым и грубым, а плитка на полу — ледяной.
Она встала напротив зеркала и сбросила с себя одежду. Даже в слабом свете лампы было видно, как её шерсть потеряла привычный блеск, превратившись в матовую.
В неживую.
Ощутив сильный зуд между лопаток, она запрокинула за голову руку и нащупала странные твердые выступы. Будто нечто забралось ей под шкуру и угнездилось там, сочное и тяжелое, налитое кровью и силой.
Спокойно, без суеты, Лила взяла с полки маленькое зеркальце и направила его так, чтобы во втором отражении видеть себя сзади.
От лопаток и почти до самых плеч её шкура вздулась и туго натянулась. Настолько туго, что уже начала лопаться и расходиться краями. Она чувствовала, как что-то ворочается внутри неё, стремясь вырваться наружу и распрямиться.
В её квартире имелось одно маленькое окно. Подойдя к нему, так и не одевшись, она почуяла запах наступающей ночи, вместе с прохладой великого Арсина, несущего свои черные воды к далекому-далекому черному океану.
То, что скрывалось внутри неё, тоже почуяло ночь, и завозилось ещё нетерпеливее.
Зуд в лопатках стал нестерпимым.
Лила передернула плечами, и это нечто с шелестом расправленной ткани вырвалось наружу, заняв, кажется, едва ли не всю комнату.
Зуд прекратился. Пришло буквально физическое облегчение. Словно весь день сидел, скорчившись на полу, и тут, наконец, появилась возможность разогнуться.
Она оперлась руками на подоконник, и провела языком по зубам. Очень и очень острым зубам.
Ощущение ей понравилось.
От удовольствия её когти выскользнули, но не оцарапали, как обычно, пластик. Они смяли его и выдрали из него большой кусок.
Улыбнувшись, она бросила осколки на пол.
Лила уже поняла, где и как проведет эту ночь.
И подумала, что неплохо было бы, вернувшись утром, застать в постели Шима.
Она не станет его есть. Ведь она его любит.
Но хорошенько оттрахать его не помешает.