Калеб не позаботился о том, чтобы погасить лампу, не вспомнила об этом и Лили. Она погрузила пальцы в волосы, покрывавшие его грудь, но не для того чтобы оттолкнуть его, а чтобы гладить и ласкать.
Она чувствовала, как загорается кровь в каждой клеточке ее тела, как даже ее глаза начинают полыхать огнем сладострастия. Она протянула руку, прикоснулась к его члену и, наслаждаясь вырвавшимся у него стоном, начала ту же возбуждающую игру, в которую только что с ней играл Калеб.
Ее ладони гладили его мускулистое тело, и теперь Калеб превратился в возлюбленного пленника, а Лили дарила ему свои чувственные ласки. Он громко застонал и вскоре стал умолять ее остановиться.
Но она не отпустила его, так как хотела получить от него то, чего он добился только что от нее. Это была ее сладкая любовная месть.
Голос Калеба хрипел и прерывался, он бормотал что-то невнятное. Лили различала отдельные слова мольбы и еще больше торжествовала. В эти восхитительные минуты он принадлежал лишь ей, ей одной, и она вольна была поступать с ним так, как ей угодно.
Но вот он издал дикий вскрик и судорожно дернулся всем телом, и Лили отпрянула, продолжая гладить его бедра. Она продержала его в этом сладостном плену еще несколько долгих мгновений, прежде чем позволила расслабиться в полном изнеможении и улечься рядом.
Калеб лежал, запрокинув руку за голову, все еще вздрагивая от всплесков утоленной страсти.
— Если ты еще когда-нибудь сделаешь так же, — шутливо пожаловался он, клянусь Господом, я брошу все и буду бегать за тобой на поводке, как комнатная собачка.
— Ваши слова приняты к сведению, сэр, — отвечала Лили, водя пальцем вокруг его соска.
— Мошенница, — рассмеялся Калеб.
— Око за око, говоря твоим языком, — съязвила она.
Он рассмеялся снова и погрузил пальцы в ее буйные, распушившиеся локоны. Одним сильным и даже болезненным движением он заставил ее улечься на себя, нос к носу. Повернув ее голову, Калеб поцеловал Лили в висок.
Через несколько секунд его поцелуи стали более требовательными, и Лили с удивлением почувствовала, что он сейчас снова овладеет ею.
— В этот раз, — сказал он, — я пленных не беру.
Лили почувствовала, как погружается в пучину чувственности, а он лишь дразнил ее, войдя в нее не более чем на дюйм. Она закинула руки за голову и сжала их в кулаки.
— Скажи это, Лили, — прошептал Калеб. — Я вижу это в твоих глазах, но хочу услышать, как ты это говоришь.
Лили замотала головой из стороны в сторону.
— Я хочу тебя, — прошептала она.
— И… — не унимался Калеб.
— Ты нужен мне, негодяй!
— И это все?
— Я люблю тебя, — простонала Лили.
Калеб удовлетворился этим и наградил ее сильным, глубоким ударом. Оттого, что Калеб так затянул эту игру, окончательная вспышка страсти превратилась у Лили в некий чудесный медленный взрыв, потрясший все ее тело. В горле у нее пересохло, и она испустила пронзительный, протяжный вопль, и казалось, что эти мгновения длятся целую вечность.
Когда она успокоилась и лежала в полном изнеможении, Калеб положил руку ей на живот и медленными, нежными движениями пальцев дал понять, что этот раз — не последний в нынешнюю ночь.
— Позволь мне заснуть, — взмолилась она.
— И прервать укрощение Лили Чалмерс на самом интересном месте? Да ни за что.
— Я укрощена, — настаивала Лили, в то время как движения его руки не прекращались, и вот уже что-то внутри нее начало просыпаться.
— До этого еще далеко.
— Калеб, уже поздно, я и так провела трудный вечер.
— Но ночь еще не начиналась, — возразил Калеб, ласкавший теперь ее грудь.
Лили предприняла героическую попытку подняться с кровати, и ее слабое сопротивление было сломлено серией быстрых поцелуев, покрывших ее грудь. Ее колено невольно согнулось, а правая рука запуталась в его волосах, словно в жесте протеста.
— Следует ли мне ожидать именно этого, если я выйду за тебя замуж? — осведомилась она.
— О, нет, — прервал на мгновение свои поцелуи Калеб. — Когда мы поженимся, я смогу не беспокоиться о том, где и когда смогу овладеть тобой.
Лили покраснела, хотя и так уже натворила много непристойного в объятиях этого мужчины.
— И где же, это, например? — спросила она, отчего Калеб расхохотался.
— На обеденном столе, — отвечал он. — Как и всякая послушная женушка, ты будешь встречать меня с накрытым ужином, но то, что предпочитаю я, обычно подают не на столе, а на перинах.
Лили покраснела еще сильнее. Ей показалось, покраснели даже ее волосы.
— Ты совершенно невозможен!
— И непристоен! — подхватил Калеб.
В зеркале она видела, как по его молчаливому приказу раздвигаются ее колени, как его пальцы скользят по ее бедрам в тот момент, когда она чувствует это.
— Ох, — тихо простонала она в изнеможении, — Калеб, я больше не перенесу… я правда не перенесу…
Он проигнорировал ее мольбы и сумел добиться от нее чувственной музыки, симфонии, состоявшей из вздохов, стонов и страстного шепота. Он заставлял ее снова и снова содрогаться у него на кровати, пока в окнах не забрезжил рассвет.
Лили проснулась намного позже полудня, с трудом освободившись из тенет сна, словно пьяница, пытающийся протрезветь. Калеб уже ушел, хотя его сильный запах исходил и от постели, и от ее кожи и волос.
Она попыталась было усесться, но тут же повалилась обратно на кровать. Все мышцы ее тела были мягкими, как топленое масло, и радость существования переполнила ее, уничтожая всякое желание двигаться.
Однако одну настоятельную потребность она не смогла проигнорировать, и ей пришлось снова подняться и кое-как доковылять до ближней двери. К своему великому облегчению, она обнаружила за ней ночную вазу, но у нее по-прежнему не было сил, чтобы одеться.