— За что? — с лица Хэнка мгновенно слетела вся краска, а голос стал низким и хриплым.
Велвит чувствовала себя так, словно ее режут на куски заживо. Она потупила было взгляд, но все же нашла в себе силы встретиться с Хэнком глазами. Он уже все понял — это было видно по его лицу, — но все же хотел услышать это от нее самой.
— За то… что они со мной спали, — закончила она.
С невнятным проклятием Хэнк отвернулся, и его широкие плечи, обтянутые грубой выцветшей рубашкой, бессильно поникли.
Велвит потянулась было к нему, но ее руки бессильно повисли вдоль тела. Она теряла его уже во второй раз, и сейчас это было так же больно, как и в первый. Ей казалось, что она этого не переживет.
— Прости меня, — прошептала она.
Он развернулся к ней так неожиданно, что она невольно отшатнулась. Его лицо было искажено от боли и гнева.
— Ведь ты была моей женщиной, — прошептал он яростно. — Как же ты позволила прикасаться к тебе другим мужчинам?
Стойкость, которая помогла Велвит выстоять в жестоких невзгодах, помогла ей набраться сил и сейчас, и она выпалила в лицо Хэнку:
— Не была я твоей женщиной. Я не была ничьей женщиной. Я осталась одна-одинешенька на всем белом свете и делала то, что должна была делать, чтобы не умереть с голоду!
— Не было дня или ночи, чтобы я не думал о тебе, Велвит. — Хэнк нерешительно коснулся ее лица. Его пальцы отерли слезы с ее щек.
— Я не могла полюбить ни одного из тех мужчин, — сокрушенно созналась Велвит, стараясь унять слезы, — и я могла подпустить их к себе, если только представляла, что это не они, а ты.
— Я не хочу снова терять тебя из-за гордости. — Улыбка Хэнка была полна нежности и боли. — Мне не по нраву, что ты брала деньги от тех мужчин, но мне кажется, что я сумею со временем это простить. Единственное, о чем я забочусь, это сегодняшний день, Велвит. Сегодня, и завтра, и следующая неделя, и следующий год, и все годы за ним, которые мы проживем вместе.
Велвит с трудом верила своим ушам. В своей жизни она видела так мало хорошего, и свалившееся на нее огромное счастье даже напугало ее.
— Люди-то кругом ни за что не забудут, Хэнк… они будут болтать и…
— А ну-ка, тихо, — перебил ее Хэнк. — С сегодняшнего дня все пойдет по-иному. Совсем по-иному.
Часом позже Хэнк и Велвит были обручены прямо здесь, в гостиной у Тиббетов, и на всем протяжении церемонии Лили и миссис Тиббет плакали. Велвит решила, что слезы Лили вызваны романтичностью ситуации, а миссис Тиббет плачет из-за того, что снова теряет экономку.
Но, по правде сказать, Велвит не беспокоило нечего, кроме стоявшего подле нее мужчины.
На закате солнца Хэнк проводил ее в свой фургон, стоявший на заднем дворе у Тиббетов. Внутри было сыро и темно и пахло химикалиями, но Велвит этот фургон бродячего фотографа показался дворцом.
Вид фургона Хэнка, стоявшего перед окнами дома Тиббетов, усилил у Лили чувство одиночества. Она представила, как Калеб расправляет свою походную постель, и вспомнила, как они вдвоем ночевали на ее земле, когда во тьме слышалось лишь журчание ручья.
Она снова ощутила в себе огонь желания. Тогда ей казалось, что сами звезды вот-вот посыплются с неба…
Лили решительно отвернулась от окна и начала раздеваться.
Вполне вероятно, что Калеб, когда она окончательно переберется на свой участок, умоет руки и вступит в связь с менее беспокойной особой. К примеру, с той же Бианкой.
Представив себе, как Калеб, весело насвистывая, выходит из дома Бианки в Тайлервилле, Лили сморщилась от боли. Может быть, Велвит и миссис Тиббет были правы: ей просто нужно обзавестись обручальным кольцом Калеба на пальце и его же ребенком в утробе (если этого еще не произошло) и выбросить из головы мысли о фермерстве.
Лили вся так и пылала. Боже, если она не выйдет за Калеба, что делать в такие ночи, как эта? А ведь за этой ночью придет и другая, и третья, и так пройдут годы и годы.
— Калеб, — прошептала Лили, и ей показалось, что майский ветерок, веявший в открытое окно, прошептал в ответ его имя.
Встряхнув головой, она постаралась выбросить мысли о нем. Она прекрасно знает, что нельзя ставить себя в зависимость от других, особенно от мужчин, как бы она в них не нуждалась. Лили с силой вытянула ноги и выгнула спину, и после нескольких томительных минут лихорадка, сжигающая ее тело, утихла, словно боль в застарелой ране.
Ох, как же ей все-таки не хватало Калеба. Лили даже поплакала немного, прежде чем заснуть.
В воскресное утро, когда служба в церкви еще только начиналась, стены будущего дома Лили были погружены на две пары дрог, запряженные рослыми, откормленными армейскими мулами. Лили подумала, что Господь не одобрил ее начинания — ведь была Пасха, — когда одна из стен выскользнула из-под державшей ее веревки и грохнулась наземь, не успели дроги доехать даже до ворот.
Следом за дрогами двигался фургон, груженный дровяной печью и кое-какой мебелишкой, ранее стоявшей в лачуге Велвит. Лили коробило при мысли о том, что ей придется сегодня спать на матраце, служившем Велвит во время ее. недостойного промысла. Но ведь это было лучше, чем валяться на голом полу, К тому же, скоро должны прибыть те вещи, которые она заказала в Спокане. А до той поры можно и потерпеть.
К полудню небольшая процессия добралась до участка Лили.
Она расправила изрядно потрепанную карту и показала Уилбуру границы своих владений, а также то место, где намеревалась поставить свою лачугу. Капитальный дом Лили планировала поставить в конце участка, чтобы из окон можно было любоваться на то, как процветает возделанная ею земля.