– Ну, пойдем, – сказала она. – Я познакомлю тебя с Сэди, Софи и Софи-Ди, – она повернулась ко мне: – С ней все будет хорошо.
Я кивнул: я тоже так считал. И вместе с тем сомневался. А будет ли? Все ли будет хорошо? Лили остановилась, обернулась, чтобы посмотреть на меня, и мы оба судорожно проглотили вставший в горле ком.
Женщина открыла калитку, ведущую в вольер для мелких собак, и я успел заметить в нем еще трех такс. Две были длинношерстными, одна – короткошерстной, как Лили. Я решил, что короткошерстную зовут Сэди, потому что она пятнистая и выглядит не так, как другие две, которые с виду были вылитые Софи. Все трое приветствовали Лили, завиляв хвостами.
ПРИВЕТ! ПРИВЕТ! ПРИВЕТ! Я! СЭДИ! Я! СОФИ! Я! СОФИ-ДИ!
Лили помедлила, а потом тоже завиляла хвостом и вошла в вольер. Внутри она сразу растворилась в вихре лап, хвостов и ушей, калитка закрылась за ней. Последним, что я услышал, был ее характерный лай:
Я! ЛИЛИ!
Уже в машине я вдруг принялся по-дурацки всхлипывать.
Откуда ей знать, что я вернусь? Откуда ей знать, что я не бросил ее?
Просто она доверяет мне.
Как я должен доверять Джеффри. Для этой смски наверняка есть логичное объяснение. «Хочу поиграть» означает покер.
Поворачиваюсь к Джеффри и вижу, что его ноутбук снова открыт, а в ушах у него самого наушники. Я, наверное, отключился. Отвлек его от сериалов и тут же задумался о своем.
Глубоко вздохнув, я предпринимаю еще одну попытку – хлопаю его по плечу и вынимаю наушник из его левого уха.
– У нас обоих осталось несколько свободных дней до начала работы. Как смотришь на то, чтобы съездить в Сан-Франциско?
Я жду его реакции. Жду, что он физически отстранится, недовольный такой внезапностью. Жду, что он наотрез откажется впустить солнечный свет и начнет оправдываться, искать причины, по которым должен остаться в Лос-Анджелесе, – хоть что-нибудь, чтобы отвлечь внимание от своей «игры» с Клиффом.
Но вместо этого он просто улыбается и отвечает:
– Ладно.
Позвоночник
Мой мобильник выдает угрожающую, почти минорную трель, как обычно бывает, когда еще до того, как успеваешь ответить на звонок, уже догадываешься: что-то стряслось. Я замешкался, доставая его из кармана, и звонок чуть было не переключился на голосовую почту. Время для плохих вестей самое неподходящее – утром нам уезжать на свадьбу Мередит.
Звонит Джеффри.
– С Лили что-то неладное. Приезжай скорее.
Бросаю взгляд на часы. Четвертый час, я и без того уже на пути к дому. Только что я вышел из продуктового магазина и собирался покончить с последним делом в своем списке – забрать из химчистки рубашки, которые понадобятся нам на свадьбе.
– А нельзя подождать с этим еще полчаса?
Я пытаюсь представить себе все плохое, что только может случиться с Лили. Рвота. Понос. Неприятно, само собой, но еще не конец света. Объелась лакомств из своего рождественского чулка. Захромала? Однажды она засадила в лапу занозу, как в старой истории про Андрокла и льва. Понадобилось только одно: ласками уговорить Лили посидеть неподвижно, чтобы извлечь колючку. Кровотечение? Кровотечение – это просто, надо только надавить как следует. Джеффри такой паникер. Что бы это ни было, подождет еще немного.
– Она не может ходить. Приезжай сейчас же.
Дома я застаю Лили в ее лежанке в гостиной, рядом на полу сидит Джеффри. При моем появлении вид Лили становится недовольным и озабоченным, однако она не вскакивает и не виляет хвостом. Новенький красный мячик из рождественского чулка неподвижно валяется на полу. Я вижу, что она даже не встречает меня, как обычно, и у меня замирает сердце.
– Ну, что тут у вас?
Я почти не хочу слышать ответ. Через восемнадцать часов нам снова надо быть в самолете, мне сейчас не до трагедий.
– Сейчас покажу, – отзывается Джеффри.
Он вынимает Лили из ее лежанки преувеличенно бережно, как делал первые несколько месяцев, пока мы встречались – еще до того, как они подружились и он научился брать ее на руки как полагается. Джеффри ставит Лили на все четыре лапы, и задняя половина ее туловища сразу сникает, задние ноги вяло отъезжают в сторону. Они отказываются держать ее.
Мое сердце ухает в глубины, где обычно помещается желудок, сразу становится трудно думать и дышать.
Я опускаюсь на пол рядом с ними, беру Лили одной рукой под мускулистую грудь, другой – под мягкое брюшко. И снова ставлю ее, поддерживая обеими руками. Убирать руки мне страшно.
– Постой ради меня, Лили, – прошу я, как гипнотизер зрителя, которого он только что ввел в транс. Когда я наконец разрешаю себе убрать ладонь из-под живота Лили, ее когти скребут по твердым доскам пола и ноги снова подворачиваются вбок. – Ну же! – На этот раз я даже не прошу, а умоляю. – Постой ради меня, детка.