Но когда я убираю руку, снова раздается отвратительный скрежет когтей по дереву, и ноги опять отказываются держать Лили. На этот раз она чуть не заваливается на бок, я успеваю подхватить ее в последнюю секунду.
– Что случилось?
– Ничего, – отвечает Джеффри.
– Но что-то же все-таки случилось, – возражаю я и добавляю: – Что ты сделал?
– Я сделал? – Джеффри ошарашен.
Лили стала моей собакой задолго до того, как мы с Джеффри познакомились, и хотя потом, когда между нами возникли отношения, она стала и его собакой, это были совершенно другие узы. Он вел себя не настолько заботливо (или, если уж на то пошло, больше запрещал ей), а когда был недоволен ее поведением, то всегда устранялся от ответственности, как делают отчимы и мачехи, – разводил руками и называл Лили «эта твоя собака». Джеффри действительно ни в чем не виноват, но я все равно теряюсь в догадках.
– Ты меня в чем-то обвиняешь?
Я гляжу на Джеффри. Обвиняю ли я его в чем-то? Даже в этот момент я не знаю точно, к чему относится мой вопрос – к Лили или той самой смске. Понятия не имею. Но чувствую, как дрожит в моих руках Лили, и понимаю, что сейчас не время для этого разговора.
– Нет.
– Очень на это надеюсь.
– Не обвиняю, честно, – спешу задобрить его я и переношу Лили обратно на лежанку, где ее хотя бы окружают со всех сторон мягкие бортики. – Пожалуйста, побудь с ней, пока я позвоню ветеринару.
Только набрав номер нашего ветеринара и услышав голосовую почту, я спохватываюсь: сегодня канун Нового года и на часах уже четыре. Я сразу звоню в первую же ветеринарную больницу, какая находится в списке, хоть она и далеко от нас, в западной части города. Я объясняю, что случилось, и мне настоятельно рекомендуют привезти Лили к ним немедленно. Если они и в силах ей чем-нибудь помочь, то времени для этого есть совсем немного, и оно быстро истекает.
Я заканчиваю разговор, хватаю плед и кутаю в него мою девочку. Бережно подняв ее, я киваю Джеффри.
– Едем.
В машине, остановившись у светофора и понимая, что зеленый свет ждать придется долго, я разражаюсь рыданиями. Я уверен, что теперь либо моей собаке придется обзавестись колесами для задних лап, либо мне – попрощаться с ней. Без предупреждения, без попытки сменить позу, встать или присесть, Лили какает на плед, расстеленный у меня на коленях, и мои рыдания становятся еще горше. Она умирает, моя крошка. Прямо здесь, у меня на коленях.
Загорается зеленый. Я ору зазевавшемуся Джеффри «ГАЗУЙ!», он давит на газ, а я судорожно ищу в кармане куртки пакет для собачьих какашек, потому что такие пакеты распиханы по карманам всех моих курток – я панически боюсь, что в нужный момент под рукой не окажется ни одного. Кое-как отчистив плед, я сую запечатанный пакет в ноги. Я помню, что Джеффри это не нравится, но он молчит, и потом, что еще мне остается? Мы оба открываем окна, чтобы проветрить машину.
Джеффри показывает приличное время, промчавшись через весь город, а я, увидев первую же вывеску «Ветеринарная больница», велю ему тормозить, хоть адрес не соответствует тому, который я нацарапал на обороте чека из «Таргета». Наверное, в спешке я что-то перепутал.
В приемной тесно, жарко и суматошно, и я уже опасаюсь, что со мной случится приступ паники. Сестра вручает нам планшет с зажимом и бланками, но я отталкиваю его, заявив: «Нам сейчас не до бумажек!» Джеффри извиняется за мою резкость, чем злит меня, и сам берет планшет с ручкой. Свободно только одно место, он занимает его и начинает писать. Я приваливаюсь к дверному косяку и держу на руках Лили в ее потрепанном пледе. Вскоре выходит врач, и когда я объясняю, что случилось, она говорит, что нам нужна хирургическая больница на другой стороне улицы, двумя кварталами дальше. Тик-так, тик-так. Драгоценные минуты утекают одна за другой.
Когда мы уже поворачиваемся, чтобы уйти, какая-то женщина, похожая на даму с поленом из «Твин Пикс» (хотя это я держу полено в виде парализованной таксы), хватает меня за руку и восклицает: «Что бы ни сказали вам, не усыпляйте свою собаку». Только что мне хотелось послать ее подальше, но от этих слов я застываю как вкопанный, и по щекам вдруг катятся слезы.
– Она еще будет счастлива, если вы позволите ей, – добавляет незнакомка и мгновенно затмевает в моих глазах весь мир.
Я киваю, продолжая лить слезы, а Лили даже не пытается слизнуть их. Где-то в глубине души я понимаю, что нельзя терять и секунды, и это осознание возвращает мне способность двигаться. Я выскакиваю за дверь.