Неужели, думает она машинально, кто-то еще помнит эту песню, ей, кажется, почти сотня лет, и знают ее только немцы старшего поколения. Это «Лили Марлен». Кто-то поставил ее на дозвон… ну, точно вызов: мелодия обрывается, сменившись хрипловатым немецким «Да, я уже здесь. Уже приземлились, да. Все в порядке, милая» - их обгоняет седой господин с легким дипломатом в руках.
И небо стремительно становится неживым, и пол превращается в землю, сухую, растрескавшуюся, она больно ранит босые ступни. И Вера, обернувшись, едва успевает подхватить оседающую на пол Елизавету Максимовну с совершенно белым, искаженным ужасом лицом.
… Славная страна Германия, думает русская командированная Вера несколькими минутами позже. Вернее, не то чтобы думает – подумать ей есть о чем и без этого. Но все-таки – уже сколько раз прилетает сюда и каждый раз удивляется заново. Тому, как четко все организовано. Как быстро и умело решают немцы все нестандартные ситуации, как реагируют на непредвиденные случаи – неважно, сообщение это о заложенной бомбе, роды в самолете или сердечный приступ у одной из пассажирок. Мгновенно, точно из-под земли, вырастает перед ними служащая – молодая симпатичная женщина в униформе, на бэйдже на груди имя: Ева Краузе. Не проходит и двух минут, как появляется врач, больше похожий на дипломата, немногословный, сухощавый и строгий. Вдвоем с Евой они поднимают, отводят в сторону и усаживают Елизавету Максимовну на стул у большого окна, хлопочут возле нее. Сразу резко пахнет чем-то, похожим на нашатырь.
Потом врач понимает, что эта пожилая фрау не только не говорит по-немецки, но морщится при любой попытке завязать разговор, безошибочно вычленяет из всех стоящих рядом Веру, спрашивает ее, а потом повторяет по-английски:
- Вы меня понимаете? Вы можете говорить со мной?
Вера кивает и объясняет, что нет, она попутчица, летели вместе, полет прошел нормально, фрау ни на что не жаловалась, стало плохо, когда вышли в зал, ее должны встретить, но надо бы объявить по громкой связи.
- Не надо… - шепчет уже пришедшая в себя Елизавета Максимовна. – Мне уже лучше. Не надо.
Не серые ребра высокого потолка аэропорта видит она над собой, а небо, высокое мутное небо, и пыльные яблони во дворе, слышит голос, повторяющий по-немецки приказы, и стук ботинок. И шепчет, шепчет, стараясь вытолкнуть это из себя, выплеснуть, выдавить из памяти – и оставить навсегда там, под этим небом, под этим чужим, совсем черным солнцем:
- В сорок третьем… - не хватает воздуха, - нас угнали в сорок третьем. Двести девчат из Смоленска... Мне двенадцать было... Попала на ферму в Баварии… Хозяин любил эту песню: «Лили Марлен». Столько лет прошло, забылось все, а ее – помню. Иногда по ночам просыпаюсь… снится – руки его волосатые и голос жирный. Мне повезло – маленькая была, а других, кто постарше, - тискал. Там доить научилась, навоз выгребать… у мамы дома белоручкой росла, а там пришлось… научиться… Страшно... До сих пор страшно... Два года… даже бомбежка не так страшно, как там… на ферме той проклятой. Хозяйка нас помоями кормила…
Она вздыхает – прерывисто и тяжко - и виновато смотрит на Веру, на стоящих рядом врача и Еву Краузе.
- Простите меня. Я не предполагала, что так получится. – И извиняется: - Ведь теперь эту «Марлен» никто почти и не помнит, ее сейчас не поют. Я не думала, что услышу. И еще язык вокруг, везде – немецкий. Совсем как тогда. Вот ведь… сколько раз по скайпу с Паулем говорили, знала, что он немец, знала, куда еду. И все равно…
Врач берет ее за запястье, деловито шевелит губами, подсчитывая пульс.
- Что она говорит? – тихо спрашивает Ева.
- Войну вспомнила, - коротко отвечает Вера по-немецки. – Ее в детстве в Германию работать угнали.
Женщина вздыхает:
- Это ужасно. Скажите ей, что мы соболезнуем.
Елизавета Максимовна опять закрывает глаза и не слышит, как ворчит Вера по-русски:
- На черта ей ваши соболезнования, - и добавляет по-немецки: - Спасибо.
- Бабушка! – слышен рядом отчаянный громкий крик. – Бабушка!
Расталкивая людей вокруг, летит, несется к ним Настя – любимая внучка, малышка, чижик, еще по-детски круглолицая, полненькая, рыжие локоны рассыпаны по плечам. Опускается на колени прямо на пол, скидывает со спины зеленый рюкзачок, выхватывает бутылку с водой.