– Ступай наверх, – процедил он сквозь зубы.
– С какой стати? – Дэвон бросил на нее язвительный взгляд, вытирая рот рукавом. – Она же чертова служанка, не так ли? Вот пускай и приберется тут.
Лили никак не могла унять дрожь. Она растерянно переводила взгляд с одного на другого, не зная, всерьез говорит хозяин или нет.
– Иди, иди, – настойчиво повторил Кобб. – Где твоя комната?
– Я… я должна спать с кем-то по имени Лауди.
– Вот и ступай себе. И ни слова о том, что видела, ни Лауди, ни кому другому, понятно? Держи язык за зубами.
– Я никому не скажу, – обещала Лили.
Она в последний раз оглянулась на Дэвона Дарквелла. Он осел на пол, бессильно свесив руки между колен и машинально сжимая горлышко опустевшего графина. Его голова откинулась к стене, взгляд был устремлен в пространство, в глазах ничего больше не было, кроме пустоты. Лили подхватила юбки и бросилась прочь.
– Вообще-то меня зовут Лавдэй [3]. Лавдэй Ростарн. Правда, красиво? Только вот, сколько я себя помню, все всегда звали меня просто Лауди, тут уж никуда не денешься. Ты что, в этом и будешь спать?
Лили оглядела свою поношенную тонкую сорочку.
– Да, в этом.
– Ну что ж, говорят, зима уже кончилась, хотя в здешних местах толком не знаешь, когда лето наступит А у тебя, как я погляжу, и одежки-то, почитай, нет никакой… И других башмаков тоже нету? Как же так?
– Я… ну… У меня все украли на ярмарке. Обобрали до нитки.
Использовать ирландский акцент в разговоре с Лауди Ростарн оказалось делом почти что невозможным:
Лили пыталась понять, о чем Лауди толкует ей на своем невообразимом корнуэльском диалекте. Да, из них выйдет славная парочка!
– Да ты совсем из сил выбилась, бедняжечка! Задуй-ка свечку да полезай в кровать. Миссис Хау выдает всего по свечке в неделю на комнату, по воскресеньям, так что нам еще четыре дня сидеть с этим огарком, а тут темно, как в мешке с дерьмом, когда луны нет. Ты голодная? Эх, было у меня немного печенья, да я его съела.
– Я была голодна, но сейчас мне уже все равно. Лили бросила последний взгляд на окрашенные клеевой краской стены и голый дощатый пол, на убогую разнокалиберную мебель, на тусклое зеркальце и потрескавшийся, с отбитыми краями таз для умывания. В комнате было холодно, каково же тут должно быть в феврале? Просыпаться, выбивая дробь зубами, находить покрытую коркой льда воду в тазу и замерзшее с вечера мокрое полотенце… Она задула свечу и забралась под одеяло в расшатанную железную кровать с четырьмя столбиками, два из которых были спилены, чтобы можно было втиснуть ее боком под скат крыши. Вокруг пахло сыростью, плесенью и гнилью. Матрац был комковатый и очень тощий. Лауди подтолкнула к ней половину жесткой подушки.
– Спасибо, – прошептала Лили и задумалась о своей новой товарке.
Сама она, наверное, не так приветливо встретила бы незваную гостью, если бы та вломилась в ее тесную комнатку и еще более тесную постель в третьем часу утра. Однако Лауди, казалось, искренне обрадовалась компании, и это навело Лили на мысль о том, что жизнь в громадном особняке, похожем на средневековый замок, может показаться молодой девушке очень одинокой. Семнадцатилетняя Лауди сообщила, что работает в Даркстоуне уже два года. Коротконогая, коренастенькая, с маленькой грудью и широкими бедрами, она казалась крепкой, гораздо крепче Лили. Ее черные волосы были коротко острижены и вились веселыми кудряшками вокруг живого, смышленого личика. Один из передних зубов был со щербинкой, и всякий раз, когда она улыбалась (а улыбалась она частенько), этот щербатый зуб придавал ей игривый и хитроватый вид. Лили с трудом понимала ее сильнейший корнуэльский акцент, имевший весьма мало общего даже с простонародным английским. К счастью, Лауди говорила медленно, с обдуманной неторопливостью, и это давало Лили время расшифровать только что произнесенную фразу еще до начала следующей.
– Как тут работается? – прошептала Лили в темноте.
На самом деле ей хотелось узнать, что представляет собой хозяин и часто ли происходят сцены, подобные той, которую ей только что довелось увидеть внизу, или же это случайность. Но оказалось, что у Лауди крепкий сон, она, видимо, не слышала ни пистолетных выстрелов, ни падающих люстр, а поскольку Лили дала слово человеку по имени Кобб, что ничего не скажет о происшедшем, она не могла задать прямой вопрос.
– Ну… не лучше, не хуже, чем в других местах, – Лауди зевнула и повернулась на бок. – Ты, главное, опасайся миссис Хау, она сущая ведьма. Да я лучше быка дразнить стану, чем ей хоть словечко поперек скажу.