– Да, Мэри, мы действительно попали в деревню, – обратилась мисс Тернер к своей товарке. – Эта девица собирается посадить нас за один стол с прислугой!
Обе покатились со смеху.
Лили медленно выпрямилась. Они были примерно одних с нею лет, может, на год или на два старше. До своего появления в Даркстоуне она и не подозревала о существовании невидимой, но ревниво охраняемой границы между низшими и высшими слугами в большом помещичьем доме. Среди женской прислуги самое высокое место в домашней иерархии занимала камеристка, личная горничная знатной дамы (она считалась даже важнее экономки!), и женщина, сумевшая добраться до заветной вершины, никогда не позволяла нижестоящим позабыть об этом. Лили презирала царившую среди слуг кастовость. Ей была отвратительна жестокая мелочность распорядка, согласно которому служанка, переведенная из поломоек в посудомойки, удостаивалась приветствия со стороны горничной, прислуживающей за столом. Но по крайней мере она узнала, что не одни только богатые бывают высокомерны и презирают тех, кто стоит на более низкой ступени общественной лестницы. Оказалось, что это черта характера, свойственная людям вне зависимости от имущественного состояния. Лили поняла для себя, что жесткие сословные различия заставляют каждого проявиться с наихудшей стороны.
Положив на место последнюю вилку, девушка обернулась к оскорбленным в лучших чувствах камеристкам с самой любезной улыбкой.
– А где бы вы хотели пообедать? За каким столом? – спросила она, произнося последнее слово с тем же искусственным пафосом, который уловила в интонации надменной мисс Тернер.
Камеристка настороженно прищурилась.
– Разумеется, в комнате миссис Хау! И безусловно, мы в рот не возьмем той размазни, которую ваша повариха называет тушеной рыбой.
– Ну, разумеется, нет, – согласилась Лили. – Раз вы обедаете за одним столом с нашей достопочтенной экономкой, вам предложат кое-что получше. По деревенским меркам, конечно.
Мисс Тернер хмыкнула. Сама не зная почему, она почувствовала себя задетой.
– Дерзкая девчонка! Откуда ты родом?
– Из Корнуолла, откуда же еще? Это, в сущности, дикий край, страна сардин и варваров. Прошу меня извинить, я пойду и накрою еще на два прибора в столовой миссис Хау.
И Лили бочком пробралась мимо двух элегантных особ, проводивших ее изумленными взглядами.
Когда она вернулась, они все еще находились в столовой для прислуги и даже – очевидно решив, что сподручнее наслаждаться собственным величием на публике, а не с глазу на глаз, – присели за тот самый стол, от которого пятью минутами раньше отвернулись с презрением. Сочтя общество дворецкого достойным внимания и сделав вид, что не замечают остальных слуг, пришедших в столовую, молодые особы принялись перечислять молчаливому Стрингеру все то немыслимое количество багажа, с которым пустились в путь их хозяйки. Мисс Тернер яркими красками живописала, с каким смятением Джошуа, чернокожий лакей леди Алисии, встретил известие о том, что ему на этот раз не придется сопровождать хозяйку. Наряженный в изумрудно-зеленую атласную ливрею, шелковые чулки и напудренный парик, Джошуа был домашней гордостью и достопримечательностью баронов Фэйрфаксов. Мисс Тернер клялась, что от него пахнет духами сильнее, чем от самой баронессы.
– Настоящий павлин, уверяю вас, и всей душой предан ее светлости. Конечно, она берет его с собой повсюду и души в нем не чает. Но леди Элизабет настояла, чтобы на этот раз его оставили, потому что она взяла в дорогу свою маленькую собачку, а для двух талисманов, по ее словам, в карете не было места. Бедный Джошуа, как услыхал, что его не берут, тут же расплакался, точно дитя малое, а лицо у него напудрено, и на щеках появились черные дорожки от слез.
Мисс Тернер обвела довольным взглядом завороженных рассказом слушателей. В Даркстоуне редко случалось услышать историю из жизни высшего света, поэтому слуги с жадностью впитывали ее слова. Польщенная вниманием, она принялась описывать бал, который закатила семья леди Алисии прошедшей весной, снабдив свой рассказ множеством живописных деталей касательно туалета ее светлости, ее прически, созданной не без помощи самой мисс Тернер, общего количества блюд на столе, выпитого вина и приглашенного оркестра. Лили, занятая подготовкой к обеду, почти не прислушивалась к ее болтовне, но вдруг мисс Тернер понизила голос и заговорила таинственным тоном. Это привлекло внимание Лили прежде, чем она сумела разобрать смысл слов.
– Я слыхала, что вскоре в Фэйрфакс-Хаузе состоятся новые торжества.., а может, они пройдут в Даркстоуне. Возможно, вы тоже слыхали, мистер Стрингер.
Теперь камеристка молодой баронессы завладела всеобщим вниманием.
– Говорят, – прошептала она, ближе наклоняясь к дворецкому, словно собираясь сообщить ему что-то по секрету, – что готовится свадьба моей хозяйки с вашим хозяином. Ее сыграют еще до конца года.
Лили замерла, ухватившись обеими руками за грубую домотканую скатерть. Оцепенение, должно быть, продолжалось не больше нескольких секунд, так как, придя в себя, она услыхала возбужденные голоса присутствующих, с жаром обсуждающие только что преподнесенную новость. А еще через секунду уже поймала на себе любопытные взгляды, бросаемые исподтишка кое-кем из слуг, желавших знать, как подействует на нее неожиданное известие. Лили поставила на стол последнюю тарелку и поправила косо лежавшую ложку, старательно делая вид, что ей все равно, хотя на самом деле была просто сражена. “Дура, дура, дура”, – ожесточенно повторяла она про себя. За этот день ей было преподнесено несколько горьких уроков, однако последний, оказавшийся самым тяжким, заставил ее правильно оценить все остальные.
Вошла Лауди и остановилась, придерживая дверь для подавальщицы, нагруженной подносом. Запах тушеной рыбы вызвал у Лили приступ тошноты. Ей вдруг стало безразлично, что они могут подумать или сказать у нее за спиной. Подойдя к Лауди, она торопливо прошептала подруге на ухо:
– Скажи миссис Хау, что я заболела. Я спущусь вниз через час и помогу убрать со стола. Она вышла, не дожидаясь ответа.
***
Тропа, ведущая к оконечности мыса, небезопасная в темноте, в этот вечер была видна как на ладони. Серебристый свет луны падал на море поблескивающим треугольником, вершина которого рассекала надвое линию горизонта, а стороны расширялись к берегу. Прибой обрушивался на скалы мириадами сверкающих капель. Голос леди Алисии Фэйрфакс звучал удивительно мирно на фоне сердитого ропота волн, беседовать с нею было легко и приятно, и все же Дэвону приходилось прилагать героические усилия, чтобы не потерять нить разговора. Они остановились как раз над тем местом, где всего несколько часов назад ему почти удалось совратить Лили Траблфилд.
Он попытался выбросить из памяти яркие чувственные образы, но они упорно возвращались, заставляя его злиться на самого себя и отвечать невпопад. Труднее всего было отказаться от попыток обуздать воображение, услужливо рисовавшее совсем иной исход свидания наедине, прерванного на самом интересном месте. Лили уже вот-вот готова была сдаться, и лишь несвоевременное вмешательство его камердинера остановило ее. Кипя злостью, он только в этой мысли находил мстительное утешение.
– Дэвон? Вы слышали хоть слово из того, что я сказала?
– Извините, Алисия, я.., я задумался о делах. Есть кое-какие затруднения с рудником, – наобум пробормотал он первое, что пришло в голову, а потом взял ее под руку и вновь повел по тропе.
Однако, сделав всего несколько шагов, она опять остановилась и участливо спросила:
– Как вы, Дэв? Как идет ваша жизнь? Было у вас хоть что-то хорошее?
Он не удержался от сардонической улыбки. Вот уже второй раз за день ему задают один и тот же вопрос.
– Я просто не мыслю подобными категориями, Алли.
– Вот уже десять лет вы не называли меня так, – заметила она, тихонько коснувшись его руки. – Мне вас не хватало, Дэвон. Я была бы рада, если бы вы, как раньше, почаще приезжали в Уайт-Оукс. Ваша мать была бы счастлива. Ну и, конечно, моя семья… Вы всегда желанный гость в Фэйрфакс-Хаузе.