Лили наклонилась к большому окошку внизу двери. Она худенькая, особенно сейчас – должна пролезть. Толкнула собачью дверцу – так, попробовать. Та не шелохнулась. Потом вспомнила, что у Волчка был магнитный ошейник – без него дверца не откроется. Так в дом не могли проникнуть лисы и другие звери, а также соседские коты.
Правда, соседей поблизости тоже не было, с содроганием размышляла Лили. Хотя папа сказал, что не удивится, если через собачью дверцу попытаются проползти пьяницы из пивной.
Лили со вздохом выпрямилась. Она устала. Часов у неё не было, но она и так знала, что никогда ещё не была на ногах так поздно.
– Что случилось? – спросил Ворон.
Лили рассказала про ошейник.
– Значит, нужен магнит? – уточнил Ворон, сидя на подоконнике.
– Да.
– А разве на холодильнике не магниты?
Он смотрел в окно, склонив набок голову.
Лили подошла поближе. Точно. Могла бы и сама догадаться: в конце концов, большой стальной корпус освещал всю комнату – бледно-зелёное сияние от небольшого экрана на холодильнике извещало: «морозильная камера –18°, холодильник –3°». А вокруг были магниты: мерцающие, которые она находила в чулке с рождественскими подарками, другие в форме пиццы из их любимого семейного ресторана, мышь, которую можно нарядить в разные одежды, слова на белых магнитах, в которых были буквы, что изучали в школе, картинки, списки, что купить… слова, из которых складывали стихи:
Холодильник стоял в старой кухне, теперь кладовке, в новой же была встроенная техника, за дверцами.
– Может, какой-то из магнитов откроет собачью дверцу, – сообщил Ворон, – если туда проникнуть.
– Вот эта работа по мне! – заявил Мышонок. – Подержите меч.
Он бросил иголку Кротихе, к счастью, не остриём, которая её тут же уронила.
– Что это было? – ничего не видя, спросила Кротиха.
– Меч, – ответил Ворон.
– А-а. Лапы-то копать привыкли, – извиняясь, сказала она, поднимая их на всеобщее обозрение, – а не держать.
Мышонок, не обращая на возню внимания, подобрался к нижнему уголку собачьей дверцы и, скребя задними лапками, передними толкал её, помогая головой, пока внизу, напротив замка посредине, не открылась щель, – и вдруг, в мгновение ока, оказался внутри.
– Меч, – попросил он с другой стороны. – Пожалуйста.
– Зачем? – удивилась Лили.
– На случай ближнего боя.
– Тех иголкой не остановишь, – усомнилась Лили, представив матово-чёрные, холодные и ничего не выражающие глаза.
Неестественные движения.
Лили хотела забрать мамину записку, но только не встречаясь снова с её призраком.
– Я больше думал о собаке, – объяснил Мышонок.
– Ах, о Волчке.
Мысль о том, что Волчка будут колоть иголкой, тоже была ей не по душе, но лучше уж так, чем обрекать Мышонка на съедение. В конце концов, Волчок говорить не умел. Насколько ей было известно.
Лили подняла маленькую иголку и протолкнула её сквозь собачью дверцу. Иголка тихонько звякнула о кафельный пол на другой стороне.
Лили вернулась к окну и смотрела, как Мышонок с мечом наперевес шмыгнул через подсобку к холодильнику. Он встал на задние лапки и потянулся вверх, стягивая магнит в форме ананаса. Потом пронёсся по полу назад, к собачьей дверце, и исчез из виду. Через мгновение раздался металлический щелчок.
– Готово, – сообщил Мышонок.
Лили просунула в дверцу голову, потом и плечи. Дверца царапала её по животу, который пришлось втянуть и затаить дыхание, она зажмурилась до боли, но пролезла довольно быстро, неуклюже перекатившись вперёд и приземлившись на какой-то половик.
– Ловко, – оценил Мышонок.
– Да тише ты, – прошептала Лили, опасаясь призрачных родителей в другой комнате. – А то скормлю тебя любимой сове.
– У тебя ручная сова? – озираясь, пискнул Мышонок.
– Не здесь. Но я тебя отнесу. Так, на кухонном столе должна быть записка. От мамы. Там написано, где они сейчас. Нужно только пройти через ту дверь, – она показала на выход из подсобки, – и повернуть налево, в новую кухню.
– Слушай, какая разница, где твои родители, – заявил Мышонок. – Тебе нужно побороть их двойников.
– Мне нужна та записка.
Он пожал плечами. Лили никогда не видела, чтобы мыши пожимали плечами. И чтобы мышь говорила – тоже. Или таскала иголку.
– Моё дело маленькое, – добавил он, вешая на плечо иголку-меч. – Я хочу сказать, что в данном случае и ты ничего не решаешь. Ты, фигурально выражаясь, побитая собака, жертва несправедливости, на которую, может, снизойдёт удача, а может, и нет, даже с нашей помощью.
– Погоди, – сказала Лили, остановившись и глядя на него. – Побитая собака, которая…